Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 544

К оглавлению

544

Как должна ты быть счастлива:

Кто же посетил твой дом?

Тот поэт, чье посещение

Праздник славный и у нас:

Мы в тот день все в восхищеньи,

И ликует весь Парнас.

С поздравительным приветом

От богов к тебе лечу

И таинственным их светом

Озарить тебя хочу.

И рассказывает, как на Геликоне в честь Пушкина Аполлон давал пир, сам угощал гостей и разносил бокалы, и все гости запели восторженный гимн в честь Пушкина. В следующем году г-жа Фукс послала Пушкину только что вышедшую книжку своих стихов, где были и эти стихи. В сопроводительном письме она писала, что «ласкает себя надеждою иметь удовольствие читать ответ» на ее стихотворение о Пушкине. Пушкин ответил очень любезно: «С жадностью прочел я прелестные ваши стихотворения, и между ними послание ваше ко мне, недостойному поклоннику вашей музы». Однако от ответных стихов уклонился. «В обмен вымыслов, исполненных прелести, ума и чувствительности, – писал он, – надеюсь на днях доставить вам отвратительно ужасную историю Пугачева. Не браните меня. Поэзия, кажется, для меня иссякла. Я весь в прозе». Впоследствии Пушкин обращался к г-же Фукс с просьбой «украсить произведениями ее пера» его журнал «Современник». Г-жа Фукс поспешила послать пачку своих стихов, но в «Современнике» они не появились.

Василий Алексеевич Перовский

(1794–1857)

Оренбургский генерал-губернатор. Побочный сын графа А. К. Разумовского от М. М. Соболевской; фамилию получил от подмосковного села Перова, имения Разумовского. Окончил курс в Московском университете, был военным, ранен при Бородине, во время занятия Москвы французами попал к ним в плен и получил свободу после взятия Парижа в 1814 г. Состоял адъютантом при великом князе Николае Павловиче, неотступно находился при нем в день 14 декабря и был здесь ранен. В турецкую войну снова был тяжело ранен в грудь, получил Георгия 4-й степени. В 1833 г. назначен оренбургским военным губернатором, проявил незаурядные организаторские и административные дарования; однако предпринятый им в 1839 г. поход на Хиву кончился неудачей. Перовский был близок со многими писателями – Пушкиным, Карамзиным, Жуковским, Вяземским, Гоголем. Был он человек образованный, с цельным, самостоятельным характером, энергичный и деятельный. Остро чувствовал свое «незаконное» происхождение, – в опасении унижений и насмешек был в этом отношении очень горд и обидчив. Необыкновенно нравился женщинам и имел у них большой успех. Убранство его комнат было оригинальное: рабочий стол был обставлен рыцарями в стальных латах, стены увешаны мечами, ружьями и пистолетами; рядом – комната, устланная богатыми коврами, с широкими турецкими диванами, на полу – богатый кальян, в стене – огромное зеркало, представлявшее скрытую дверь. Перовский говорил: «Здесь покоюсь я в объятиях Морфея, когда мне отказывают в других». С некоторым перерывом он управлял оренбургским краем до 1856 г., – устроил в степи многочисленные укрепления от набегов кочевников, учредил пароходство на Аральском море, взял штурмом кокандскую крепость Ак-мечеть и заключил с хивинским ханом выгодный для России договор. В 1855 г. возведен в графское достоинство.

С Пушкиным Перовский находился в приятельских отношениях, они были на «ты». Приехав в Оренбург, Пушкин остановился у Перовского. Засиделись до поздней ночи. Утром Пушкина разбудил громкий хохот. Перовский держал в руках письмо и хохотал. В письме нижегородский губернатор М. П. Бутурлин приятельски предупреждал Перовского, что в Нижнем был Пушкин и отправился в Оренбург, якобы с целью собирания материалов для истории пугачевского бунта; но, вероятно, это – только предлог, а действительная цель – секретная ревизия действий оренбургских чиновников, о чем он, Бутурлин, и считает своим дружеским долгом предупредить Перовского. Перовский оказал Пушкину всяческое содействие в собирании нужных Пушкину материалов по Пугачеву. 20 сентября Пушкин уехал из Оренбурга. В этот же только день начала из Петербурга медленное свое плавание секретная бумага петербургского обер-полицмейстера, сообщавшая, что Пушкин намерен посетить казанскую и оренбургскую губернии, а как он состоит под секретным полицейским надзором, то и предлагается подлежащим властям учинить секретный надзор за образом жизни и поведением его. 9 октября тот же нижегородский губернатор Бутурлин уже в официальной секретной бумаге уведомил Перовского об этом отношении петербургского обер-полицмейстера. Перовский получил бумагу 23 октября и сделал на ней пометку: «Отвечать, что сие отношение получено через месяц по отбытии г. Пушкина отсюда, а потому, хотя во время кратковременного его в Оренбурге пребывания и не было за ним полицейского надзора, но как он останавливался в моем доме, то я тем лучше могу удостоверить, что поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий».

Константин Демьянович Артюхов

(1796–1840)

Инженер-капитан, директор оренбургского Неплюевского военного училища. Записной охотник. Был очень популярен и любим в Оренбурге, как умный и веселый собеседник, не унывавший никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах. Самые пустые остроты умел говорить так, что все хохотали. Он стрелял вальдшнепа «по сарафану», утку «по салопу», зайцу «задавал прыску вдогонку», а убив, никогда не забывал отдать ему последнюю честь, приложив руку к козырьку.

Когда Пушкин приехал в Оренбург, ему захотелось сходить в баню. В. И. Даль рассказывает: «Я свел его в прекрасную баню к инженер-капитану Артюхову, добрейшему, умному, веселому и чрезвычайно забавному собеседнику. В предбаннике расписаны были картины охоты, любимой забавы хозяина. Пушкин тешился этими картинами, когда веселый хозяин, круглолицый, голубоглазый, в золотых кудрях, вошел, упрашивая Пушкина ради первого знакомства откушать пива или меду. Пушкин старался быть крайне любезным со своим хозяином и, глядя на расписной предбанник, завел речь об охоте. «Вы охотитесь, стреляете?» – «Как же-с, понемножку занимаемся и этим; не одному долгоносому довелось успокоиться в нашей сумке». – «Что же вы стреляете, уток?» – «Уто-ок-с?» – спросил тот, вытянувшись и бросив какой-то сострадательный взгляд. – «Что же? Разве уток не стреляете?» – «Помилуйте-с, кто будет стрелять эту падаль! Это какая-то гадкая старуха, валяется в грязи – ударишь ее по загривку, она свалится боком, как топор с полки, бьется, валяется в грязи, кувыркается… тьфу!» – «Так что же вы стреляете?» – «Нет-с, не уток. Вот как выйдешь в чистую рощицу, как запустишь своего Фингала, – а он нюх-нюх направо – нюх налево – и стойку: вытянулся, как на пружине, – одеревянел, окаменел! Пиль, Фингал! Как свечка загорелся, столбом взвился…» – «Кто, кто?» – перебил Пушкин с величайшим вниманием и участием. «Кто-с? Разумеется кто: слука, вальдшнеп. Тут царап его по сарафану… А он, – продолжал Артюхов, раскинув руки врозь, как на кресте, – а он только раскинет крылья, голову набок, – замрет в воздухе, умирая, как Брут!»

Пушкин расхохотался. Через год он прислал Артюхову свою «Историю пугачевского бунта», и, забыв, с кем сравнивал Артюхов умирающего вальдшнепа, написал на книге: «Тому офицеру, который сравнивает вальдшнепа с Валенштейном». Умер Артюхов в 1840 г.

544