Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 543


К оглавлению

543

Завиден жребий ваш: от обольщений света,

От суетных забав, бездушных дел и слов

На волю вы ушли, в священный мир поэта,

В мир гармонических трудов.

Божественным огнем красноречив и ясен

Пленительный ваш взор, трепещет ваша грудь,

И вдохновенными заботами прекрасен

Открытый жизненный ваш путь…

и т. д.

И Баратынский:

Вы ль дочерь Евы, как другая:

Вы ль, перед зеркалом своим

Власы роскошные вседневно убирая,

Их блеском шелковым любуясь перед ним,

Любуясь ясными очами,

Обворожительным лицом,

Блестящей Грации, пред вами

Живописуемой услужливым стеклом, –

Вы ль угадать могли свое предназначенье!

Как, вместо женской суеты,

В душе довольной красоты

Затрепетало вдохновенье?

Прекрасный, дивный миг! Возликовал Парнас,

Хариту, как сестру, Камены окружили…

и т. д.

Не следует, однако, думать, что подобные стихи были непосредственным проявлением чувства поэтов, очарованных творчеством и красотой г-жи Фукс. Дамам того времени поэты по долгу вежливости подносили хвалебные стихи, как коробку конфет, и дамы умели выманивать у них такие подарки. По поводу г-жи Фукс Баратынский писал из Казани И. Киреевскому: «Прошу Языкова пожалеть обо мне: одна из здешних дам, женщина степенных лет, не потерявшая еще притязаний на красоту, написала мне послание в стихах без меры, на которое я должен отвечать». Языкову не было оснований жалеть Баратынского: сам он оказался совершенно в таком же положении.

Г-жа Фукс, судя по дошедшему портрету, была собой недурна, но стихи ее очень посредственны, серы и неинтересны. Жить она любила широко, к чему давали возможность большие заработки мужа, в доме было тридцать человек прислуги, что очень не нравилось скромному профессору. В доме главенствовала жена. Зная привычку мужа совать на улице в руку нищего первую попавшуюся в кармане ассигнацию, она дала кучеру строгий приказ не останавливать в таких случаях лошади, а по приезде мужа ревизовала его карманы и конфисковала деньги, полученные им от врачебной практики. Профессор добродушнейшим образом наблюдал эти операции жены. Единственное свое свободное время после обеда Карл Федорович любил с трубочкой в зубах посидеть у жены, поговорить о новостях дня, о литературе и литературных занятиях Александры Андреевны, а потом отправлялся лечь отдохнуть. Александра Андреевна умела держаться независимо. Вскоре после выхода ее замуж за ней попытался приволокнуться попечитель округа, всемогущий М. Л. Магницкий, большой ловелас. Он приехал к ней на дачу в отсутствие мужа, выражал удивление, что многие порядочные женщины выходят замуж за негодных людей, называл Фукса извергом-эгоистом, который не думает о жене и заботится только о собственных удовольствиях. Александра Андреевна выгнала его вон и отказала от дома.

Посетив профессора Фукса, Пушкин познакомился и с его женой. Он дружески пожал ей руку и ласково сказал:

– Нам не нужно с вами рекомендоваться; музы нас познакомили заочно, а Баратынский еще более.

(Баратынский только в этот день уехал, и Пушкин жил в Казани вместе с ним.) Пушкин провел у Фуксов вечер. Профессора позвали к больному, и г-жа Фукс осталась с Пушкиным наедине. Застенчивая провинциалка смутилась, но Пушкин своей приветливой любезностью заставил ее с ним говорить, как с коротким знакомым. Они сидели в кабинете г-жи Фукс. Пушкин читал стихи, писанные к ней Языковым, Баратынским, Ознобишиным, очень хвалил стихи Языкова. Потом заставил хозяйку читать собственные ее стихи, несколько раз останавливал чтение похвалами, а иные стихи просил повторить и прочитывал сам. Потом хорошо разговорились. Пушкин расспрашивал Александру Андреевну о ее семье, о детстве, сам много говорил о духе времени, о его влиянии на литературу, о современных поэтах. Воротился профессор. Сели ужинать. За ужином Пушкин говорил о магнетизме, о суевериях, рассказал о давнем предсказании петербургской гадалки, что его ждет насильственная смерть. Он просидел у Фуксов до часу ночи и простился как со старыми знакомыми. Приглашал г-жу Фукс приехать в Петербург.

На следующий день Пушкин еще до света покинул Казань, оставив г-же Фукс такую записку: «С сердечною благодарностью посылаю вам мой адрес и надеюсь, что обещание ваше приехать в Петербург не есть одно любезное приветствие. Примите, милостивая государыня, изъявление моей глубокой признательности за ласковый прием путешественнику, которому долго памятно будет минутное пребывание его в Казани». А жене своей Пушкин через четыре дня писал с дороги: «В Казани таскался я по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер к одному синему чулку, сорокалетней несносной бабе с вощеными зубами и с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов с двести, как ни в чем не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхваливал ее красоту и гений. Я так и ждал, что принужден буду ей написать в альбом, но Бог помиловал; однако она взяла мой адрес и стращает меня перепискою и приездом в Петербург, с чем тебя и поздравляю. Муж ее, умный и ученый немец, в нее влюблен и в изумлении от ее гения». Пушкин неправильно называет г-жу Фукс «сорокалетней бабой»: ей в то время было всего двадцать восемь лет. Впрочем, и Баратынский за год перед тем, как мы видели, писал о ней как о «женщине степенных лет, не потерявшей еще притязаний на красоту». Году рождения дамы не всегда можно доверять. Многих изумляет несоответствие письма Пушкина к жене с тем, что он говорил и писал самой г-же Фукс. Но Пушкин о своих знакомствах с дамами обычно писал ревнивой жене именно в таком стиле, с самими же дамами считал себя обязанным быть изысканно-любезным и осыпать их комплиментами.

Г-жа Фукс по отъезде Пушкина написала очень длинное и очень плохое стихотворение «На проезд А. С. Пушкина через Казань». Во сне к ней является «какой-то чудный гений» с Парнаса и «торопливо» говорит ей:

543