Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 445

445

Смотрите, – в залу Нина входит,
Остановилась у дверей
И взгляд рассеянный обводит
Кругом внимательных гостей.
В волненье перси, плечи блещуг,
Горит в алмазах голова,
Вкруг стана вьются и трепещут
Прозрачной сетью кружева.
И шелк узорной паутиной
Сквозит на розовых ногах…

К Закревской новые пушкинисты (Лернер, Цявловский) относят и стихотворение Пушкина «Когда твои младые лета позорит шумная молва». Единственный серьезный довод в пользу такой атрибуции, – что к Закревской относили стихотворение два столь близко стоявших к Пушкину человека, как Плетнев и Нащокин. Но тот же Плетнев относил к какой-то рано умершей графине Ростопчиной стихотворение Пушкина «Увы, зачем она блистает», имеющее в виду Ел. Н. Раевскую, а Нащокин в стихотворении «19 октября 1825 г.» несомненнейшее упоминание о Пущине относил к Гревеницу. Так что довод этот вовсе не такой уже бесспорный. А главное: все содержание стихотворения настолько неприменимо к Закревской, что можно только удивляться, как могла прийти кому-нибудь в голову мысль о подобной атрибуции. В стихотворении поэт горько жалеет молодую женщину, которая опозорена шумной молвой и по приговору света утратила права на честь, делит с ней ее страдания и бесплодно молит за нее бесчувственный свет. Если бы Пушкин пришел с таким стихотворением к Закревской, она просто расхохоталась бы ему в лицо: она бравировала своим отношением к свету, дерзко шла ему наперекор. «Презренья к мнению полна», – говорит Баратынский. «Мимо всех условий света стремится до утраты сил», – говорит Пушкин. Какие же тут возможны утешения и жаления? Это вовсе не была бедная, несправедливо обиженная овечка, это была тигрица, рвавшая когтями путы лицемерно-добродетельного «света». К тому же Закревская «по приговору света» вовсе не утратила прав на честь: никто не считал непристойным с ней знаться, ее принимали в самом высшем свете – жену финляндского генерал-губернатора и будущего министра внутренних дел.

В 1848 г. Закревский был назначен военным генерал-губернатором Москвы и пробыл в этой должности до 1859 г. Аграфена Федоровна стала за эти годы форменной притчей во языцех по всей Москве. С. Т. Аксаков писал сыну Ивану: «Про супругу Закревского рассказывают чудеса, цинизм ее невозможен к описанию». Графиня Л. А. Ростопчина была летом в гостях у Закревских в их подмосковном имении. День выдался очень жаркий. Закревская принимала гостей в белом кисейном капоте, надетом только на батистовую рубашку, так что все тело до мельчайших изгибов сквозило на солнце сквозь прозрачные ткани. Ростопчина прибавляет: «Я была удивлена равнодушием графа, не обращавшего на это никакого внимания». А чиновник Третьего отделения М. М. Попов рассказывает вот что. Однажды Закревский получил анонимное письмо об обширном заговоре, имеющем целью истребление всей царской фамилии и совершение государственного переворота. Приводился адрес, где собираются заговорщики, и давался совет в такой-то день, ночью, направить туда надежный наряд полиции, хорошо вооруженный, потому что заговорщики вооружены и могут оказать отчаянное сопротивление. Наряд был послан. Все оказалось совсем так, как описывалось в доносе. Полицейские незаметно проникли в квартиру, зажали рот дежурившей старухе и, выставив вперед пистолеты и штыки, ворвались в комнату. И вдруг растерянно остановились. И обратились в бегство. Один обер-полицмейстер расшаркивался, отвешивал низкие поклоны и повторял:

– Извините, извините, мы не за тем…

Вскочившая с постели полураздетая женщина в яром гневе кричала:

– Как вы смели войти сюда? Вон!!!

Граф Закревский с нетерпением ждал полицмейстера. Наконец он явился. Заикается, мнется и не может выговорить ни слова. Закревский нетерпеливо воскликнул:

– Да что вы мнетесь?! Открыли или ничего не открыли?

– Открыли, ваше сиятельство… Только не то, чего искали…

И обер-полицмейстер принужден был, отыскивая выражения, сколько можно было приличнее, рассказать, кого они застигли и на каком деле. Граф махнул рукой и сказал с досадой:

– Э, да об этом я давно знаю!

Быстро повернулся и ушел во внутренние комнаты.

Арсений Андреевич Закревский

(1783–1865)

Муж предыдущей. Сын бедного тверского дворянина. Малообразованный, по-французски не говорил, слаб был даже в русской грамоте, но человек был смышленый. Выдвинулся, будучи адъютантом графа Н. М. Каменского, участвовал с ним в финляндской (1808) и турецкой (1810) войнах. В 1812 г. состоял при главнокомандующем, а во время походов 1813–1814 гг. неотлучно находился при императоре Александре I как один из ближайших к нему генерал-адъютантов. С 1816 г. исполнял обязанность дежурного генерала главного штаба. Был служака аракчеевско-клейнмихелевского типа. В 1823 г. назначен финляндским генерал-губернатором, в 1828г. – министром внутренних дел, с сохранением прежнего поста. В 1830 г. возведен в графское достоинство. Когда разразилась холера, Закревский для борьбы с ней принял очень энергичные, но совершенно нелепые меры, всю Россию избороздил карантинами, – они совершенно парализовали хозяйственную жизнь страны, а эпидемии не остановили. В связи с этими неудачными мерами он в 1831г. был уволен в отставку и находился не у дел до 1848 г., когда был назначен военным генерал-губернатором Москвы. Здесь он приобрел самую черную славу легендарным своим всевластием, самодурством, мелочной мстительностью и бесконтрольным вмешательством даже в частную жизнь жителей. Впоследствии, оправдывая свои действия, он говорил: «Никто не знает инструкции, которую мне дал император Николай, видевший во всем признаки революции; он снабдил меня пустыми бланками с собственноручною подписью, и я все их возвратил неиспользованными». Однако выяснилось, что никаких бланков у него не было и что он не имел власти более той, какая предоставлена всякому генерал-губернатору. В первые годы царствования Александра II Закревский ставил всяческие препятствия собраниям дворян, которых правительство вызывало на инициативу в деле освобождения крестьян. Закревский заявлял: «ВПетербурге одумаются, и все останется по-старому». В 1859 г. он, к всеобщей радости москвичей, был уволен в отставку.

445