Я вас узнал, о мой оракул,
Не по узорной пестроте
Сих неподписанных каракул,
Но по веселой остроте,
Но по приветствиям лукавым,
Но по насмешливости злой
И по упрекам… столь неправым,
И этой прелести живой.
С тоской невольной, с восхищеньем
Я перечитываю вас
И восклицаю с нетерпеньем:
Пора! в Москву! в Москву сейчас!
Здесь город чопорный, унылый,
Здесь речи – лед, сердца – гранит;
Здесь нет ни ветрености милой,
Ни муз, ни Пресни, ни харит.
А Вяземского он запрашивал: «Правда ли, что моя Гончарова выходит замуж? Что делает Ушакова, моя же?» В марте Пушкин приехал в Москву. Опять часто бывал у Ушаковых. Знакомые с любопытством следили за его отношениями с Екатериной Николаевной. Погодин писал в дневнике: «Говорят, что Пушкин женится на Ушаковой старшей и заметно степенничает». В. А. Муханов сообщал брату: «Ушакова меньшая идет за Киселева. О старшей не слышно ничего, хотя Пушкин бывает у них всякий день почти». Но сердце Пушкина уже целиком было занято Гончаровой. В начале апреля он вторично сделал ей предложение, и оно было принято. Имя Екатерины Ушаковой навсегда исчезает из дальнейшей биографии Пушкина.
Уже после смерти поэта Ушакова вышла замуж за вдовца, коллежского советника Д. М. Наумова. По его требованию она уничтожила свои девические альбомы с рисунками и записями Пушкина. Пушкин однажды подарил ей золотой браслет с зеленой яшмой с турецкой надписью, который она носила на левой руке между плечом и локтем. Ревнивый Наумов браслет сломал, из золота велел сделать лорнет, а камень отдал отцу Екатерины Николаевны. Когда Екатерина Николаевна умирала, то приказала дочери подать шкатулку с письмами Пушкина и сожгла их. Дочь просила не жечь. Она ответила:
– Мы любили друг друга горячо, это была наша сердечная тайна; пусть она и умрет с нами.
Утраченные альбомы и письма во многом уяснили бы и уточнили наши сведения об отношениях, бывших между Пушкиным и Ушаковой. Здесь утрата особенно горька, хочется как можно больше знать об этой девушке, не только любившей Пушкина, но и умевшей его ценить. Не перейди ей дорогу пустенькая красавица Гончарова, втянувшая Пушкина в придворный плен, исковеркавшая всю его жизнь и подведшая под пистолет Дантеса, – подругой жизни Пушкина, возможно, оказалась бы Ушакова, и она сберегла бы нам Пушкина еще на многие годы.
Елизавета Николаевна Ушакова
(1810–1872)
Тоже была очень хороша собой; была тоньше и стройнее сестры, со вздернутым слегка носиком и с очень милыми ямочками на розовых щеках. Вяземский воспел ее, изобразив майской розой, на венчике которой бог любви выдавил поцелуем две ямки; придет счастливец, и бог любви ему скажет:
Ты своей именуй
Розу, прелесть младую,
И, что дал поцелуй,
То присвой поцелую!
Этим счастливцем оказался полковник в отставке С. Д. Киселев. Елизавета Николаевна так рассказывает о возникновении своей любви к нему: «День оперы я ожидала с большим нетерпением. Признаюсь, не одна музыка привлекала меня туда. В первом ряду кресел я заметила постоянного посетителя оперы: то был Сергей Дмитриевич Киселев. Он был мужчина средних лет, не красавец, но физиономии очень приятной. Им-то сердце мое наполнилось, мысль о нем меня смущала: я полюбила его страстно, но, будучи скрытного характера, – конечно, долго никто не подозревал о моей к нему любви. Мне минуло шестнадцать лет, характер мой переменился, я стала серьезнее и обдуманнее в обращении. Сердце билось, и мысли наполнились одним. Гвардейцы лучших фамилий посещали наш дом, иные дерзнули свататься за меня, но отказ был всем по молодости моих лет. Сергей Дмитриевич к нам не ездил. Вокруг меня были разговоры, что он никуда не ездит, оттого что занимается примадонной Анти (после узнала, что она была его любовница), которая никуда его не пускает от себя». Вскоре Елизавета Николаевна познакомилась с Киселевым, а в 1829 г. он стал ее женихом.
У Пушкина были с Елизаветой Николаевной весело-шутливые и дружеские отношения. Он написал для ее альбома следующие стихи:
Вы избалованы природой;
Она пристрастна к вам была,
И наша вечная хвала
Вам кажется докучной одой.
Вы сами знаете давно,
Что вас любить немудрено,
Что нежным взором вы Армида,
Что легким станом вы Сильфида,
Что ваши алые уста,
Как гармоническая роза…
И наши рифмы, наша проза
Пред вами шум и суета.
Но красоты воспоминанье
Нам сердце трогает тайком –
И строк небрежных начертанье
Вношу смиренно в ваш альбом.
Авось на память поневоле
Придет вам тот, кто вас певал
В те дни, как Пресненское поле
Еще забор не заграждал.
Пушкин преподнес Елизавете Николаевне эти стихи без подписи. Она спросила, почему он не подписал своего имени. Пушкин, как будто оскорбленный, воскликнул:
– Так вы находите, что под стихами Пушкина нужна подпись?! Проститесь с этим листком: он недостоин чести быть в вашем альбоме.
И хотел разорвать листок. Елизавета Николаевна кинулась к Пушкину и стала отнимать. Произошла борьба. В конце концов листок остался в руках Елизаветы Николаевны, совершенно измятый, с оторванным углом. Она заставила Пушкина подписаться под стихами, причем для верности держала листок обеими руками. До нас дошел этот измятый и порванный листок с подписью Пушкина, сделанной другими чернилами.
Один из альбомов Елизаветы Николаевны сохранился до настоящего времени. Первоначально это был чистенький альбом с золотым обрезом, украшенный русскими и французскими стихами неизвестных в литературе лиц; но потом он был предоставлен в распоряжение Пушкина, который весь альбом испестрил своими карикатурами, портретами и надписями. И не только сам Пушкин. Альбом представляет форменное поле сражения, на котором Пушкин, с одной стороны, и сестры Ушаковы – с другой, шутливо пикировались, задирали и высмеивали друг друга. О подтрунивании над Пушкиным по поводу отказа Олениной и ухаживаний его за Гончаровой см. главу об Екатерине Ушаковой. Главным предметом подшучиваний Пушкина над Елизаветой Николаевной были любовь ее к Киселеву и будущая их семейная жизнь. Пушкин неизменно изображал Ушакову уже в чепчике замужней дамы, Киселева – в виде кота (от начальных букв его фамилии – кис-кис), а будущих детей их – в виде котят. На одном рисунке, например, Елизавета Николаевна, в дамском чепчике и в очках (она была близорука), стоит перед пюпитром, собираясь петь, кругом – котята, а на пюпитре сидит влюбленный кот и дирижирует лапкой. Однажды, когда жених и невеста мечтали в присутствии Пушкина о будущей своей жизни, Пушкин нарисовал в альбоме картину ждущей их семейной идиллии: изба, отведенная под квартиру женатого офицера, хозяева, забравшись на полати, глядят оттуда на постояльцев, посреди комнаты люлька с ребенком, отец качает ее, мать стряпает на лавке; около матери сидят, поджав лапки, котята – предзнаменование будущего многочисленного потомства молодых супругов.