Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 419

419

Среди увлечений этих особенно как-то весело-беззаботными и светло-интимными являются его отношения с сестрами Ушаковыми. Вскоре после приезда в Москву из ссылки Пушкин был в театре. Мгновенно по зале пронеслась весть, что он здесь; имя его повторялось в общем гуле, все лица, все бинокли обращены были на прославленного поэта, стоявшего между рядами и окруженного густой толпой. Здесь Ушаковы увидели его в первый раз. Вскоре Пушкин познакомился с ними и через некоторое время сделался у них своим человеком. Родители сестер, Николай Васильевич и Софья Андреевна Ушаковы, занимали довольно видное положение в московском большом свете. Они жили в глухой тогда Пресне, в собственном большом двухэтажном доме. Семья была музыкальная и интеллигентная, обе сестры учились пению у известных учителей, хорошо пели. В доме Ушаковых собирались знаменитые музыканты и певцы, бывали также писатели – князь Шаликов, князь Вяземский. Пушкин любил беседовать со старухой Ушаковой и часто просил ее диктовать ему известные ей русские народные песни и повторять их напевы. Обе ее дочери очень нравились ему. Они были красавицы и восторженные почитательницы Пушкина. Младшая, шестнадцатилетняя Елизавета, крепко уже любила тридцатичетырехлетнего полковника С. Д. Киселева, за которого через несколько лет вышла замуж. Пушкин преимущественно увлекался старшей сестрой, семнадцатилетней Екатериной. Она была блондинка с синими глазами, с пепельными волосами, густые косы спускались до колен; резвая, шаловливая, лукаво-насмешливая. «Ни женщина, ни мальчик», – назвал ее Пушкин в надписи на поднесенном ей экземпляре своих стихов. Уже в первую зиму их знакомства в Москве заговорили, что Пушкин к ней неравнодушен. Одна московская девица писала в дневнике: «По-видимому, наш поэт, наш знаменитый Пушкин, намерен вручить ей судьбу жизни своей, ибо уж положил оружие свое у ног ее, т. е., сказать просто, влюблен в нее. Это общая молва. Я слышала, что Пушкин во все пребывание свое в Москве только и занимался, что Ушаковой: на балах, на гуляньях он говорил только с нею, а когда случалось, что в собрании Ушаковой нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумавшись, и ничто уже не в силах развлечь его… В доме Ушаковых все напоминает о Пушкине: на столе найдете его сочинения, между нотами – «Черную шаль» и «Цыганскую песню», на фортепиано – его «Талисман», в альбоме – его картины, стихи и карикатуры, а на языке беспрестанно вертится имя Пушкина». Пушкин бывал у Ушаковых иногда по два, по три раза в день, чувствовал себя у них свободно и непринужденно. Своей непоседливостью и необычным образом жизни он вызывал недоумение у ушаковской прислуги, а может быть, и у самих Ушаковых. Старый выездной лакей Ушаковых, Иван Евсеев, говаривал, что сочинители все делают не по-людски.

– Ну, что, прости Господи, вчера он к мертвецам-то ездил? Ведь до рассвета прогулял на Ваганькове!

Вечером Евсеев заметил, что Пушкин, уезжая от Ушаковых, велел кучеру повернуть из ворот направо, к окраине города, а на рассвете видел, как он возвращался в карете обратно по Пресне.

3 апреля 1827 г. Пушкин написал в альбоме Екатерины Николаевны:

Когда, бывало, в старину
Являлся дух иль привиденье,
То прогоняло сатану
Простое это изреченье:
«Аминь, аминь, рассыпься!» В наши дни
Гораздо менее бесов и привидений.
(Бог ведает, куда девалися они!)
Но ты, мой злой иль добрый гений,
Когда я вижу пред собой
Твой профиль, и глаза, и кудри золотые,
Когда я слышу голос твой
И речи резвые, живые,
Я очарован, я горю
И содрогаюсь пред тобою
И сердцу, полному мечтою,
«Аминь, аминь, рассыпься!», – говорю.

В мае 1827 г. Пушкин уехал в Петербург. Перед отъездом он был мрачен и невесел. Возможно, что его мучило незаконченное еще дело о непропущенном цензурой отрывке из его поэмы «Андрей Шенье», распространившемся в публике под заглавием «На 14 декабря». За несколько дней до отъезда он писал в альбоме Ушаковой:

В отдалении от вас
С вами буду неразлучен,
Томных уст и томных глаз
Буду памятью размучен;
Изнывая в тишине,
Не хочу я быть утешен, –
Вы ж вздохнете ль обо мне,
Если буду я повешен?

В Петербурге Пушкин увлекался А. О. Россет, А. А. Олениной. Рассказывают, что он даже сватался к Олениной, но получил отказ. Когда в марте 1829 г. Пушкин опять приехал в Москву, он узнал, что Ек. Н. Ушакова помолвлена за некоего князя Долгорукова. Пушкин воскликнул:

– С чем же я-то остался?!

Екатерина Николаевна насмешливо ответила, намекая на отказ Олениной:

– С оленьими рогами.

Пушкин собрал сведения о Долгорукове, оказавшиеся очень неблагоприятными для жениха, и сообщил их отцу Ушаковой. Доказательства были настолько явны, что свадьба расстроилась. Пушкин опять стал постоянным посетителем Ушаковых. И опять – смех, шутки, веселые задирания друг друга, играющая легким хмелем влюбленность. Сестры знали об отказе Олениной, о новом увлечении Пушкина Натальей Гончаровой и жестоко высмеивали его в карикатурах. В альбоме младшей из сестер, Елизаветы, находим целый ряд таких карикатур. В одной из них Оленина протягивает Пушкину кукиш, и под рисунком подпись, сделанная Екатериной Николаевной:

Прочь, прочь отойди!
Какой беспокойный!
Прочь! прочь! Отвяжись,
Руки недостойный!

В ряде рисунков фигурирует Наталья Гончарова, которую Пушкин за ее неприступность назвал Карсом (турецкая крепость, славившаяся своей неприступностью). Под одним из этих рисунков подпись, сделанная женским почерком: «О горе мне! Карс, Карс! Прощай, бел свет! Умру!» Летом Пушкин совершил путешествие в Арзрум. На обратном пути осенью 1829 г. прожил около месяца в Москве, снова все дни проводил у Ушаковых, заполнял альбомы обеих сестер стихами, рисунками и карикатурами. Дошел рисунок восточного города с минаретами и плоскими крышами домов, под рисунком подпись рукой Пушкина: «Арзрум, взятый (вставлено рукой Екатерины Николаевны: «мною. А. П.») помощию Божией и молитвами Екатерины Николаевны 27 июня 1829 г. от Р. X.» В октябре Пушкин уехал из Москвы. Он переписывался с Екатериной Николаевной. В январе 1830 г. писал ей из Петербурга:

419