Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 526

526

В сороковых годах журнальная деятельность Сенковского стала ослабевать, писал он все водянистее и тупее, энергия его упала, упал и интерес к своему журналу, появились многочисленные болезни, следствие чрезмерных трудов и перенесенной холеры. Сенковский стал простым сотрудником журнала, в котором раньше был вдохновителем, журнал падал, явились на смену другие журналы, отражавшие более серьезные интересы, которыми стало жить общество. В последние годы жизни Сенковский писал мало, увлекался фотографией, гальванопластикой, музыкой, изобретал какой-то колоссальный оркестрион, соорудил скрипку с пятью струнами, придумал особого устройства печь. Умер, давно уже став покойником.

Был он очень некрасив, к тому же лицо его было жестоко изуродовано оспой; черные волосы, большие черные глаза, широкий рот. Одевался изысканно и даже франтовато, с драгоценными булавками в галстуках. Всегда был переутомлен, поэтому нервен и болезненно раздражителен; знакомств с писателями избегал, жил особняком, в тесном кружке был, однако, говорлив и блестяще остроумен. Никитенко характеризует его так: «Сенковский весьма замечательный человек. Немного людей, одаренных умом столь метким и острым. Но характер портит все, что есть замечательного в уме его. Нельзя сказать, чтобы он был совсем дурной человек, но он точно рожден для того, чтобы на все и на всех нападать, – и это не с целью причинить зло, а просто чтобы, так сказать, выполнить предназначение своего ума, чтобы удовлетворить непреодолимому какому-то влечению. Естественно, он нелюбим, на что сам, однако, смотрит без негодования, как бы уверенный, что между людьми нет других отношений, кроме беспрестанной борьбы, и он с своей стороны воюет с ними не за добычу, а как бы отправляя какую-то обязанность или ремесло. В обращении он жесток и грубоват, но говорит остроумно, хотя и резко. Нельзя сказать, чтобы разговор его был приятен, но он любопытен и увлекателен». А Полевой писал брату Ксенофонту о Сенковском: «…вокруг него какая-то адская атмосфера и страшно пахнет серою, хоть он беспрестанно курит лучшие сигарки».

Об одном из первых литературных дебютов молодого Сенковского Пушкин отозвался с большой похвалой. Он писал Бестужеву, издателю «Полярной звезды», где была помещена сказка Сенковского «Витязь буланого коня»: «Арабская сказка прелесть; советую тебе держать за ворот этого Сенковского». С основанием «Библиотеки для чтения» Пушкин поместил в ней ряд крупнейших своих произведений – «Пиковую даму», «Песни западных славян» и др. Однако к журнальной деятельности Сенковского относился отрицательно, считал ее такой же растлевающей, как деятельность Булгарина и Греча, а о самом Сенковском отзывался как о «бестии, с которой связываться невозможно», «свинье и мерзавце». В первом же номере своего «Современника» поместил статью Гоголя «О движении журнальной литературы», главным образом направленную против Сенковского. Гоголь спрашивал: «Что это такое? Что заставляло писать этого человека? Мы видим человека, который берет деньги вовсе не даром, трудится до поту лица. Для чего же вся эта деятельность?» К творчеству Пушкина Сенковский относился с восторгом, расхваливал в своем журнале его произведения. Но вот Пушкин вздумал издавать собственный журнал «Современник»: литературный журнал с широкой программой, с участием крупнейших писателей. Тут сразу дело повернулось иначе: являлся конкурент, грозивший подрывом «Библиотеке для чтения». И Сенковский открыл яростную кампанию против «Современника» и Пушкина, не дождавшись даже выхода первой книжки. И пользовался каждым предлогом, чтобы нанести конкуренту лишний удар.

Николай Алексеевич Полевой

(1796–1846)

Выдающийся русский журналист. Сын купца, родился в Иркутске. Рано научился грамоте. В школе не обучался, но жадно читал все, попадавшееся в руки. С десятилетнего возраста писал стихи, драмы, издавал рукописные журналы. В 1811 г. отец его со всем семейством переселился в Курск, там открыл водочный завод. Сын принужден был помогать ему в торговых его делах, все дни проводил в конторе и читал по ночам, тайно от отца, при свете огарка. Стал систематически заниматься самообразованием, самоучкой изучил немецкий, французский, греческий и латинский языки. В 1820 г., по поручению отца, приехал в Москву, чтобы устроить депо для оптовой продажи водочных изделий отцовского завода. В 1822 г. отец умер. Полевой всецело отдался литературе, сблизился с рядом писателей. В 1825 г. стал издавать журнал «Московский телеграф», сыгравший очень крупную роль в истории русской журналистики. Белинский так характеризует эту роль: «“Московский телеграф” был явлением необыкновенным во всех отношениях. Человек, почти вовсе не известный в литературе, нигде не учившийся, купец званием, берется за издание журнала, – и его журнал, с первой же книжки, изумляет всех живостью, свежестью, новостью, разнообразием, вкусом, хорошим языком, наконец, верностью однажды принятому и резко выразившемуся направлению. Среди мертвой, вялой, бесцветной, жалкой журналистики того времени он был изумительным явлением. И с первой до последней книжки своей издавался он, в течение почти десяти лет, с тем неослабеваемым стремлением к улучшению, которых источником может быть только призвание и страсть. Первая мысль, которую тотчас же начал он развивать с энергией и талантом, была мысль о необходимости умственного движения, о необходимости следовать за успехами времени, улучшаться, идти вперед, избегать неподвижности и застоя… Критика “Московского телеграфа” высказывала свои мнения прямо, несмотря ни на какие авторитеты; и нет возможности пересчитать, сколько их было уничтожено ею. Многим сказал “Телеграф”, что их сочинения в свое время могли иметь относительную ценность, но что время их прошло и что теперь мальчики пишут лучше их, заслуженных и знаменитых авторов. Полевой показал первый, что литература – не игра в фанты, не детская забава, что искание истины есть главный ее предмет и что истина – не такая безделица, которою можно было бы жертвовать условным приличиям и приязненным отношениям. Изъявить публично такой образ мыслей в то время значило сделать страшную дерзость и выказать себя человеком “беспокойным”, т. е. хуже, чем безнравственным. В “Телеграфе” было много силы, энергии, жару, стремления, беспокойства, тревожности; вместе с тем все в нем было неопределенно, часто смутно, а иногда и противоречиво и ошибочно. Но он жил и действовал: кто спит, тот разумеется, не грешит, особенно если спит так крепко, что и во сне ничего не видит». Не в борьбе за романтизм, ярым приверженцем которого являлся Полевой, не в проводившейся им сборной философии Кузена, не в защите вообще каких-либо конкретных литературных или политических идей была главная заслуга Полевого, а именно в том, что он был, как отмечает Белинский, «беспокойный человек», что он шевелил в читателе мысль и дерзость. Министр Уваров говорил: «Если Полевой напишет даже Отче наш, то и это будет возмутительно». Первые годы в «Телеграфе» принимал очень близкое участие князь Вяземский, привлек к сотрудничеству Пушкина и других своих литературных друзей, но вскоре с негодованием отошел от журнала, признав Полевого «низвергателем законных литературных властей». Общее возмущение вызвал Полевой резким выступлением против Карамзина и выпущенной им «Историей русского народа» в противовес карамзинской «Истории государства российского»; «История» Полевого – произведение дилетанта, в ней много научных недостатков. Однако и в то уже время люди независимые отмечали главное ее достоинство – попытку поставить в центр изучения историческую жизнь именно народа. Никитенко писал: «Так называемые патриоты, почитатели доброго Карамзина, не понимают, как можно осмелиться писать историю после Карамзина; в простоте сердца они веруют, что Карамзин действительно написал историю русского народа, а не историю русских князей и царей».

526