Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 524


К оглавлению

524

– Неужели в этой статье хотели представить меня? – спрашивал он.

Книгопродавец Лисенков выпустил портрет Булгарина с подписью Видок, портреты брались нарасхват. За Булгариным утвердилась кличка Видок, присоединенная к прежней его кличке Фиглярин, так он теперь и стал фигурировать во всех эпиграммах – Видок Фиглярин. Года два продолжалась беспощадная война между Пушкиным и Булгариным. Булгарин обливал грязью Пушкина, Пушкин высмеивал бездарные романы Булгарина, стрелял в него эпиграммами и не гнушался, подобно Булгарину, задевать и личную жизнь противника – например, намеками на его жену, бывшую проститутку. Под влиянием Греча Булгарин понял невыгодность борьбы с Пушкиным, прекратил свои нападки, опять стал восторженно хвалить его произведения. «Грачи-разбойники» не теряли надежды вступить в союз с Пушкиным. Но, конечно, надежды эти не осуществились. До конца жизни Пушкин не переставал мечтать о журнале, который бы дал отпор гнусному господству в журналистике этих беспринципных рептилий, и в первый же книжке своего «Современника» поместил статью Гоголя «О движении журнальной литературы», дававшую достойную оценку журналам Булгарина и Греча.

Николай Иванович Греч

(1787–1867)

Журналист и педагог. Сын онемечившегося чеха, протестант. Окончил курс в петербургском Педагогическом институте. Был преподавателем в учебных заведениях, издал ряд книг и учебников по русской грамматике и словесности, в свое время пользовавшихся большим распространением. Писал романы – «Черная женщина» и др. Но главное значение он имел как журналист – как редактор журнала «Сын отечества» и соредактор Булгарина по газете «Северная пчела». В истории русской журналистики имя Греча по праву ставится рядом с именем Булгарина, как такой же беспринципной рептилии и такого же угодливого поборника православия, самодержавия и народности. Однако Греч был образованнее и культурнее Булгарина, держался более корректно, не позволял себе таких неприличных выходок, какие вызывали к Булгарину всеобщее отвращение. Греч, сколько возможно, старался отмежевываться от Булгарина, называл его за глаза «польским псом», но связи с ним не разрывал. «От него, – сознается он в своих воспоминаниях, – зависело благосостояние моего семейства. Я сносил с терпением все его причуды, подозрения и оскорбления». В конце концов, однако, – это было уже в пятидесятых годах, – между ними произошел разрыв, и в воспоминаниях своих Греч без стеснения изобразил Булгарина во всей его непривлекательности.

Отношение Пушкина к Гречу было в общем отрицательное. Он и Булгарин были для него «грачи-разбойники», борьбу с обоими Пушкин считал долгом всякого честного журналиста, в полемических статьях своих наносил Гречу очень жестокие удары, высмеивал «утешительный пример согласия Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина, основанного на взаимном уважении, сходстве душ и занятий гражданских и литературных»; писал, имея в виду Греча, о «китайском журналисте, который, потакая своему товарищу и в глаза выхваляя его бредни, говорит на ухо всякому: «Этот пачкун и мерзавец ссорит меня со всеми порядочными людьми, марает меня своим товариществом; но что делать? Он человек деловой и расторопный!» Пушкин очень осторожно держался в вопросе о сотрудничестве в «Энциклопедическом словаре» Плюшара ввиду того, что редактором словаря состоял Греч. Все это, однако, не помешало Пушкину в начале тридцатых годов обращаться к Гречу с предложениями, справедливо вызывающими недоумение исследователей. В то время у Пушкина явилась надежда получить разрешение на издание собственной газеты, – и он попытался переманить в нее Греча, потом предлагал Гречу передать его журнал «Сын отечества» ему, Пушкину, с тем, что редактором останется Греч. Греч нашел невыгодным разрывать с Булгариным и вежливо отклонил предложения Пушкина. Личные отношения Пушкина с Гречем носили внешне дружелюбный характер. Умирая от раны, Пушкин вспомнил о Грече, у которого в это время умер сын-студент, талантливый, симпатичный юноша, и просил передать отцу свое соболезнование. Греч со своей стороны относился к Пушкину с неизменной почтительностью, хвалил в печати его произведения. Он, между прочим, один из первых отметил исключительный талант Пушкина и еще в 1821 г. в своем «Опыте краткой истории русской литературы» в числе наиболее выдающихся современных писателей назвал и двадцатидвухлетнего Пушкина.

Осип Иванович Сенковский

(1800–1858)

Поляк, сын когда-то богатого, промотавшегося помещика. В 1819 г. окончил Виленский университет. Еще студентом обратил на себя внимание переводом с арабского языка басен полумифического арабского мудреца Локмана. По окончании университета был отправлен на Восток для усовершенствования в восточных языках. В Сирии, Египте и Нубии он пробыл более двух лет. С пачкой книг за плечами переходил с места на место, в маронитских монастырях изучал и списывал арабские рукописи, спал по три, по четыре часа в сутки на голых плитах, подложив под голову вместо подушки словарь; учился у друзов и бедуинов чистому произношению арабского языка и достиг в этом отношении такого совершенства, что туземцы не хотели верить, что он «франк» (европеец), а не «ибн-эль-араб» (арабский сын). За это же время изучил еще языки – турецкий, персидский, сирский, новогреческий и итальянский. Близко познакомился с мусульманским востоком в его рукописях и живом быте. По возвращении в Россию приехал в Петербург. Лучшие ориенталисты дали о его познаниях самые блестящие отзывы, и в 1822 г. двадцатидвухлетний Сенковский был определен в Петербургский университет прямо ординарным профессором по кафедре арабского и турецкого языков. Лекции его были блестящи. В университете, недавно опустошенном помощником попечителя округа Руничем, среди тусклых профессорских бездарностей Сенковский, как яркая звезда, блистал глубиной и разносторонностью познаний, увлекательностью речи, уменьем будить в слушателях интерес к читаемому предмету. Печатавшиеся им научные труды вызывали самую лестную оценку первоклассных европейских специалистов, как Сильвестр де Саси и Карл Риттер. Сенковский изучил еще языки – татарский, китайский, монгольский, знал все европейские языки. В одной повести Марлинского герой говорит: «Ведь я не Сенковский, чтобы знать все в мире языки!» При этом Сенковский не был узким специалистом-лингвистом. Познания его решительно во всех областях науки были изумительны. Историю, археологию, этнографию, философию, естествознание, астрономию, медицину, политическую экономию – все он знал, и знал не как дилетант, умел по ним спорить с самыми основательными специалистами. Впоследствии знаменитый хирург Н. И. Пирогов с увлечением беседовал с Сенковским на медицинские темы. Сенковский обладал еще и беллетристическим талантом; повести его написаны увлекательно и брызжут остроумием. Несколько цитат наудачу: «Автор какой-нибудь книги есть тот необыкновенный человек, который, один на всем земном шаре, прочитал ее трижды, не задремав ни разу», «Я стал писателем. Любители чтения меня читали; любители словесности меня преследовали: все было, как должно быть, и было очень весело». «Красавица упала в обморок, случайно оказавшийся тут молодой человек поддержал ее. Муж принял его за любовника красавицы и зарезал. “Итак, я убил его понапрасну? Очень сожалею!..” Не обнимай чужой жены, если ты ей не любовник!»

524