Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 489

489

Полное непонимание душевной драмы Пушкина Жуковский выказал и при улаживании первого вызова Пушкина к Геккерену. Знаменитое письмо Жуковского о смерти Пушкина насквозь фальшиво; в нем Жуковский, с целью обеспечить милость царя к семье Пушкина, рисует Пушкина восторженным обожателем царя, вкладывает в его уста слова о царе, которых Пушкин никогда не говорил, и т. п.

Сергей Александрович Соболевский

(1803–1870)

Побочный сын богатого помещика А. Н. Соймонова от вдовы бригадира А. И. Лобковой. Воспитывался матерью, получил хорошее домашнее образование, жил в роскоши. Обучался в петербургском университетском Благородном пансионе. Товарищами его были П. В. Нащокин, А. А. Краевский, М. И. Глинка, Л. С. Пушкин (брат поэта). С 1822 г. числился на службе в московском архиве министерства иностранных дел. Архив этот был излюбленным местом служения для тех молодых дворян, которые, не имея влечения к военной деятельности, искали легкой и видной службы на дипломатическом поприще, а также и для тех, кого вообще не прельщала чиновническая карьера. Эти «архивные юноши», как их назвал Пушкин в «Евгении Онегине», составляли цвет московской молодежи. К ним принадлежали братья Киреевские, Веневитинов, Одоевский, Шевырев, Погодин и другие. По приезде в Москву Соболевский зажил веселой, рассеянной жизнью богатого повесы, кутившего на родительский счет и преимущественно на счет баловницы-матери. Блистал на балах и великосветских раутах, задавал гастрономические обеды, устраивал холостые попойки, прославился многочисленными любовными приключениями. Но в то же время был в тесной связи с передовой молодежью, посещал литературные и философские кружки, принимал живое участие в основании журнала «Московский вестник», дружил с целым рядом писателей. Пушкин, Грибоедов, Дельвиг, Баратынский читали ему свои произведения и дорожили его советами. С января 1829 г. до 1833 г. путешествовал по Европе, затем жил в Петербурге и Москве, а в августе 1836г. снова уехал за границу. Впоследствии основал с братьями Мальцевыми бумагопрядильную фабрику и сильно разбогател. Жил то в Москве, то в Петербурге, много путешествовал за границей. Был страстный любитель книги, собрал библиотеку в 25 000 томов; как библиофил и ученый библиограф пользовался большой известностью и в Западной Европе. Был автором многочисленных эпиграмм и экспромтов, нередко приписывавшихся Пушкину.

С Пушкиным Соболевский познакомился в Петербурге, через его брата, когда еще был в университетском пансионе. Сблизились они после приезда Пушкина в Москву. Пушкин вскоре поселился у Соболевского, на Собачьей площадке, и жил у него до самого своего отъезда в Петербург. И впоследствии они видались очень часто, когда жили в одном городе. Во время дуэли и смерти Пушкина Соболевский находился за границей.

Высокий, плотный, с лицом сатира; всегда одетый по моде; любил широко пожить, вкусно поесть и хорошо выпить; нахал и циник; его выходок и бесцеремонной шумливости многие совершенно не выносили, особенно дамы (жена Пушкина, жена Дельвига). До какого цинизма доходили его выходки показывает запись в дневнике Пушкина. «3 марта (1834 г.), – пишет Пушкин, – был я вечером у князя Одоевского. Соболевский любезничал с Ланской, сказал ей велегласно: «Le ciel n’est pas plus pur que le fond de mon cul (само небо не более чисто, чем дно моей задницы)» [268] . Он ужасно смутился, свидетели (в том числе Ланская) не могли воздержаться от смеха. Княгиня Одоевская обратилась к нему, позеленев от злости. Соболевский убежал». Одна современница, Новосильцева, характеризует Соболевского так: «Он жил в свое удовольствие, никому не принося пользы и не имея настоящих друзей. В сущности, он не любил никого, дорожил очень немногими, а остальных презирал и преследовал своими злыми и остроумными эпиграммами. Его железный характер тяготел над людьми, близкими ему; он их забирал в руки и заставлял плясать под свою дудку. Те же, которые не поддавались, попадали в немилость». Пушкин любил Соболевского за тонкий литературный вкус, за остроумие и деловитость, посвящал его в свои хозяйственные дела. Однако очень сомнительно, чтобы между ними была большая духовная близость. В немногочисленных письмах своих к Соболевскому Пушкин совершенно не касается сколько-нибудь серьезных вопросов, речь только о деньгах и вообще о житейских делах, стиль писем, как всегда у Пушкина, – стиль адресата, в данном случае – острящий и циничный; предмет острот – обжорство и сластолюбие Соболевского; Пушкин называет его «животом», Калибаном, Фальстафом, заканчивает письма: «прощай, обжирайся на здоровье». Летом 1834 г., сообщая жене о беспутной жизни брата своего Левушки, Пушкин прибавляет: «Соболевский им руководствует, и что уж они делают, то Господь ведает. Оба довольно пусты». Но, по-видимому, у Соболевского действительно был сильный, характер, и он умел влиять на Пушкина. Главным образом благодаря вмешательству Соболевского были предотвращены дуэли Пушкина с Ф. И. Толстым и Соломирским. В. А. Сологуб и А. А. Муханов высказывают твердую уверенность, что если бы во время последней дуэли Пушкина Соболевский находился в Петербурге, то он, по влиянию его на Пушкина, один мог бы удержать его, прочие были не в силах.

Павел Воинович Нащокин

(1800–1854)

В последнее десятилетие жизни Пушкина самый близкий его друг. Знатного дворянского рода, из очень богатой помещичьей семьи. Учился в петербургском университетском Благородном пансионе вместе с братом Пушкина Львом. Курса не кончил. Поступил в лейб-гвардии Измайловский полк, зажил разгульной жизнью богатого гвардейского офицера, кутил, вел крупную игру в карты, ухаживал за актрисами. Наследник громадного родового имения, он удивлял всех обстановкой своей квартиры, рысаками, экипажами, выписанными прямо из Вены. Деньги ему были нипочем. Он покупал все, что попадалось на глаза: мраморные вазы, китайские безделушки, фарфор, бронзу, сколько бы это ни стоило, а потом за ненадобностью раздаривал друзьям. Для поощрения молодых талантов заказывал начинающим художникам свои портреты; таких портретов писано было с него до тридцати штук, их он тоже раздаривал. Жил он на всем готовом у своей матери, но, кроме того, нанимал бельэтаж большого дома на Фонтанке. Сюда он приезжал ночевать после ночных игр и кутежей, сюда же каждый из его знакомых мог явиться на ночлег не только один, но и приводить незнакомых Нащокину приятелей своих, даже девиц. Многочисленная прислуга под управлением Карлы-головастика обязана была для всех раскладывать на полу постели: для парочек – в маленьких кабинетах, для одиноких – в больших комнатах, вповалку. Сам Нащокин, явясь позднее всех, только спрашивал, много ли ночлежников, и тихо пробирался в свой отдельный кабинет. Но утром все обязаны были являться к кофе или чаю. Случалось, в день рождения Нащокина гвардейская молодежь, после великолепного завтрака и множества опорожненных бутылок, сажала в четырехместную карету, запряженную четверкой лошадей, нащокинского Карлу-карлика с кучей разряженных девиц, а сами офицеры, сняв мундиры, в одних рейтузах и рубашках, засев на места кучера и форейтора и став на запятках вместо лакеев, летели во всю конскую прыть по Невскому, по Морской и по всем лучшим улицам. Пушкин в это время был уже знаком с Нащокиным и принимал участие в забавах его приятелей. Однажды, тоже в день рождения Нащокина, по инициативе Пушкина, Нащокина пригласили в его собственный приют и при входе приготовили ему сюрприз до того циничный, что невозможно описать.

489