Василий Иванович Туманский
(1800–1860)
Второстепенный поэт «пушкинской плеяды». Из старинного польско-украинского рода, сын полтавского помещика. Учился в Петербурге, окончил образование в Париже, в Colle´ge de France, где слушал лекции Араго, Кузена и других. Возвратился в Петербург вместе с Кюхельбекером, – Кюхельбекер остался в Париже без всяких средств и смог приехать в Россию только благодаря помощи Туманского. Несколько лет Туманский прожил в Петербурге, занимался литературой, сблизился с Рылеевым, А. Бестужевым, Дельвигом, Сомовым и другими. Летом 1823 г. зачислился на службу в Одессу, в канцелярию графа Воронцова. Он вращался в высших кругах одесского общества, веселился, танцевал, ухаживал за дамами; особенно сблизился с семействами Казначеевых и Бларамбергов. В Одессе познакомился и с Пушкиным. Туманский относился к нему с восторженным почитанием, называл его «соловьем» и «Иисусом Христом нашей поэзии». Пушкин любил Туманского, отзывался о нем как о «славном малом», впоследствии писал Плетневу: «…в Туманском много прекрасного, несмотря на некоторые мелочи характера малороссийского». Мелочи эти, сколько можно судить, заключались в некотором самодовольстве Туманского и любви прихвастнуть. Вскоре после знакомства с ним Пушкин писал брату: «Здесь Туманский. Он добрый малый, да иногда врет, – например, он пишет в Петербург: Пушкин открыл мне немедленно свое сердце и портфель, любовь и пр… Дело в том, что я прочел ему отрывки из Бахчисарайского фонтана, сказав, что я не желал бы ее напечатать, потому что многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и очень глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру. Туманский принял это за сердечную доверенность и посвящает меня в Шаликовы, – помогите!» К поэтической деятельности Туманского Пушкин относился вначале отрицательно. «Как поэта, я не люблю его», – писал он А. Бестужеву. Позднее переменил мнение. Стихи Туманского «Девушка влюбленному поэту» (1824) привели Пушкина в восторг. Вот они – с некоторыми поправками в середине, предложенными Пушкиным:
Поверьте мне, – души своей
Не разгадали вы доселе:
Вам хочется любить сильней,
Чем любите вы в самом деле.
Вы очень милы, вы поэт,
Творенья ваши всем отрада:
Но я должна, хоть и не рада,
Сказать, что в вас чего-то нет.
Когда с боязнью потаенной
Встречаю вас наедине,
Без робости, непринужденно
Вы приближаетесь ко мне.
Со мной ведете ль разговоры?
Вам замечательней всего
Ошибки слога моего.
Без выраженья ваши взоры!
В словах нет чувства, только ум.
И если б, в беззаботной доле,
Была я памятлива боле, –
То, затвердив из модных дум
Сто раз печатанные слезы,
Желанья, сетованья, грусть, –
В стихах я знала б наизусть
Все изъяснения вашей прозы.
Простите мне язык простой:
Нет, не хочу судьбы такой!
С душой, надеждою согретой,
Хочу, в дни лучшие мои,
Любимой быть я – для любви,
А не затем, чтоб быть воспетой.
Пушкин впоследствии приглашал Туманского сотрудничать в «Московском вестнике», писал в статье, предназначавшейся к печати, но оставшейся в рукописи, что стихи Туманского отличаются гармонией, точностью слога и обличают решительный талант.
В одном стихотворении 1823 г. Туманский так воспел Одессу:
В стране, прославленной молвою бранных дней,
Где долго небеса – отрада для очей,
Где тополи шумят, синеют грозны воды, –
Сын хлада изумлен сиянием природы.
Под легкой сению вечерних облаков
Здесь упоительно дыхание садов.
Здесь ночи теплые, луной и негой полны,
На злачные брега, на сребряные волны
Сзывают юношей веселые рои…
И с пеной по морю расходятся ладьи.
Здесь тихой осени надежда и услада, –
Холмы увенчаны кистями винограда…
и т. д.
В «Странствиях Онегина» Пушкин с добродушной иронией вспоминает это описание:
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал,
Но он пристрастными глазами
В то время на нее взирал.
Приехав, он прямым поэтом
Пошел бродить с своим лорнетом
Один над морем – и потом
Очаровательным пером
Сады одесские прославил.
Все хорошо, но дело в том,
Что степь нагая там кругом;
Кой-где недавний труд заставил
Младые ветви в знойный день
Давать насильственную тень.
Впоследствии Туманский был секретарем русского посольства в Константинополе, помощником статс-секретаря государственного совета. В 1846 г. вышел в отставку и остаток жизни провел в родовом своем полтавском имении.
Михаил Иванович Лекс
(1793–1856)
Пушкин знал его еще мелким чиновником в Кишиневе. Маленький ростом, невзрачный, с рябым лицом. С начальством был ласково-почтителен, на все отвечал: «слушаю-с», «очень хорошо-с», «как прикажете-с», «превосходно-с». Жалованье получал мизерное, жил в одной комнате с двумя другими канцеляристами, не имел даже кровати и спал под общим тулупом с одним из сожителей. Был человек очень живой, не унывающий, на губах – умно-веселая улыбка, знал несчетное число анекдотов, в компании не прочь был выпить. И – небывалое дело среди мелкого провинциального чиновничества: был щепетильно честен, не вымогал и не брал взяток, жил на одно нищенское жалованье. Пушкин обратил внимание Инзова на Лекса как на человека умного и делового. Лекс действительно оказался очень сообразительным чиновником, умел быстро схватить суть дела, быстро и толково привести его в исполнение. Инзов очень его полюбил и заставлял работать в своем кабинете. Лекс не получил никакого образования, с четырнадцати лет служил по канцеляриям и как человек без диплома принадлежал к числу «вечных титулярных советников». Однако много читал и самостоятельно значительно пополнил свое образование. Ко всем был ласков, всем готов был угодить. Кто-то о нем сочинил двустишие, приписанное Пушкину и на всю жизнь приставшее к Лексу: