Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 518

518

Дурова прожила очень долго – до 83 лет. Ходила в полумужском или мужском костюме, в мужской шляпе, говорила о себе в мужском роде и терпеть не могла, когда ее называли женским ее именем. Сын ее Иван Чернов, засватав невесту, просил у матери благословения и назвал ее в письме «маменькой». Дурова разорвала письмо и ничего не ответила. Брат ее надоумил племянника, он написал матери второе письмо в строго деловом тоне и получил благословение. Почти до конца жизни она любила ездить верхом; садилась в седло как мужчина, – «встала в стремя и полетела!». Страстно любила животных, квартира ее была приютом для всех бездомных собак и кошек. Была очень добра и к людям; совершенно не вникая в дела, усердно хлопотала за каждого просителя перед своим другом, елабужским городничим Ерличем, сменившим ее брата: «Вот эта бабочка просит и плачет, что будто бы ее мужу подкинули шлею какую-то. Будьте к ней милостивы». Или: «Не сделаете ли вы милость для этой солдатки, дать ей какую-то квартиру? Она называет ее «денежною». Ей-богу, я не понимаю, что это значит, а только прошу вас, если можно, дать ей эту квартиру». Денег беречь не умела. После ее смерти остался всего один рубль.

Александр Васильевич Никитенко

(1805–1877)

Из крепостных крестьян графов Шереметевых. Окончил воронежское уездное училище, но в гимназию как крепостной попасть не мог. В 1820 г. мальчик написал письмо своему барину, молодому кавалергардскому поручику графу Д. Н. Шереметеву; писал, как ему хочется дальше учиться, и просил дать ему вольную. После вторичного письма ему было объявлено через вотчинное правление, что графом на его письме положена резолюция: «Оставить без уважения». Этот граф был человек ограниченный и вялый, владел колоссальным состоянием (полтораста тысяч душ крестьян) и бросал на своих любовниц сотни тысяч рублей. Помещиков, владеющих пятью тысячами душ, он называл мелкопоместными и искренно удивлялся, как они могут жить. Это тот самый Шереметев, по поводу выздоровления которого Пушкин написал свою сатиру на Уварова «На выздоровление Лукулла». Надежды Никитенко на свободу и возможность дальнейшего учения рухнули. Не раз мальчик задумывался о самоубийстве и утешался только своим девизом: «терпение есть мудрость». Жил он уроками в уездном городе Острогожске, получал десять рублей в месяц, занимаясь по пять часов в день. Своей талантливостью и развитием он обращал на себя общее внимание; когда в городе было основано отделение «Библейского общества», Никитенко был выбран его секретарем. На первом общем собрании он произнес речь о высоком значении религиозных истин, открытых евангелием. Речь, сказанная с искренним, молодым увлечением, вызвала общий энтузиазм, была переслана в Петербург и привела в восторг президента «Библейского общества», министра князя А. Н. Голицына. Он запросил об авторе и о его общественном положении, принял в Никитенко горячее участие, лично обратился к графу Шереметеву с ходатайством о поддержке молодого человека. Никитенко был вызван в Петербург. Но тем временем князь Голицын впал в немилость и покинул пост министра. Шереметев сначала отказал Никитенке в разрешении пойти к Голицыну, потом процедил сквозь зубы:

– Пусть идет! – И прибавил с усмешкой: – Князю теперь не до него!

Но Голицын с прежним участием отнесся к Никитенко и написал горячее письмо Шереметеву, убеждая его отпустить Никитенку на волю и дать ему возможность продолжать образование. Шереметев оставил письмо без ответа, а Никитенко решил сослать в деревню. Между тем Никитенко познакомился с К. Ф. Рылеевым (будущим декабристом). Он также принял в нем большое участие и натравил на Шереметева его товарищей-кавалергардов, членов Тайного общества – З. Г. Чернышева, А. М. Муравьева, И. Анненкова и других. Они не давали проходу Шереметеву, убеждая его отпустить на волю Никитенко. Знатные дамы на вечерах обращались к нему с теми же просьбами.

Скрепя сердце Шереметев наконец подписал вольную, но при этом заметил:

– Однако этому молодому человеку все-таки надо хорошенько намылить голову за то, что он наделал столько шуму. Будто я не мог сам по себе сделать того, что теперь делаю из уважения к другим.

Это было осенью 1824 г. Никитенко стал свободным человеком и поступил в университет. Кончил в 1828 г. по историко-философскому факультету. В 1832 г. стал адъюнктом по кафедре русской словесности, в 1834 г. – профессором.

Кроме того, с 1833 г. состоял цензором. Впоследствии был выбран в академики.

Как критик и историк литературы Никитенко мало значителен. Как цензор старался, в пределах возможности, поменьше теснить писателей, несколько раз сидел за это на гауптвахте, при обсуждениях цензурного устава отстаивал возможно большую свободу печати. В общем, однако, был только смиренным, исполнительным и добросовестным чиновником. Тяжелые условия молодости навсегда поселили в нем «привычки рабской тишины». К нему вполне приложимо то, что пишет он про своего отца: «Нет, пусть ищут героев, где хотят, но не в русском крепостном человеке, для которого каждое преимущество его натуры являлось новым бичом, новым поводом к падению!»

С Пушкиным Никитенко познакомился еще студентом, в 1827 г., у Анны Петровны Керн, в которую Никитенко был влюблен. Впоследствии не раз встречался с ним у Плетнева. Когда Никитенко стал цензором, у него с Пушкиным произошло несколько неприятностей, навсегда расстроивших их добрые отношения. Никитенко, по приказанию министра Уварова, вычеркнул несколько стихов в поэме Пушкина «Анджело», что очень рассердило Пушкина. После этого Пушкин стал относиться к Никитенке холодно, в письмах к друзьям называл его осленком, находил, что он глупее даже Бирукова, цензора, прославившегося своей глупостью. Никитенко предпочел не иметь с ним дел, и когда его хотели в 1836 г. назначить цензором основанного Пушкиным журнала «Современник», то отказался.

518