Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 515

515

Графиня Евдокия Петровна Ростопчина

(1811–1858)

Рожденная Сушкова, жена графа А. Ф. Ростопчина, сына московского главнокомандующего. Талантливая поэтесса. К ней благоволил Жуковский, писал стихи Лермонтов («Я верю, под одной звездою мы с вами были рождены»). Один современник так ее описывает: «Графиня Ростопчина была жива и умна; ее разговор походил на блистательный фейерверк. Блеск ее ума мог соперничать разве с блеском ее обыкновенно задумчивых и томных глаз, когда она хотела кому-нибудь нравиться. Небольшого роста, брюнетка, с очень правильными и тонкими чертами, при смуглом цвете лица, с большими глазами и длинными темными ресницами, она была очень близорука и постоянно должна была носить лорнетку, которая заслоняла и мешала видеть всю прелесть ее глаз. Одаренная необыкновенною памятью, она знала иностранные литературы, как свою собственную». Брак ее с Ростопчиным был неудачен, совместная жизнь их была тяжелая.

В стихотворении «Две встречи» Ростопчина вспоминает о своих встречах с Пушкиным. Первая – в Москве, на Новинском гулянии, по-видимому, в 1826–1827 гг.:

Вдруг все стеснилось, и с волненьем,
Одним стремительным движеньем
Толпа рванулася вперед…
И мне сказали: «он идет!
Он, наш поэт, он, наша слава,
Любимец общий!» Величавый,
Но смелый, ловкий и живой,
Прошел он быстро предо мной.
И глубоко в воображеньи
Напечатлелось выраженье
Его высокого чела…

Вторая встреча произошла в Москве же, зимой 1828 г., когда Ростопчиной исполнилось семнадцать лет:

Я помню, я помню другое свиданье:
На бале блестящем, в кипящем собранье,
Гордясь кавалером и об руку с ним,
Вмешалась я в танцы, и счастьем моим
В тот вечер прекрасный весь мир озлащался.
Он с нежным приветом ко мне обращался;
Он дружбой без лести меня ободрял;
Он дум моих тайну разведать желал.
Ему рассказала молва городская,
Что, душу высокой мечтою питая,
Поэзии чары постигла и я, –
И он, с любопытством смотря на меня,
Песнь женского сердца, песнь женских страданий,
Всю повесть простую младых упований
Из уст моих робких услышать хотел.
Он выманить скоро доверье умел…
Вниманьем поэта в душе дорожа,
Под говор музыки, украдкой, дрожа,
Стихи без искусства ему я шептала
И взор снисхожденья с восторгом встречала.
Но он, вдохновенный, с какой добротой
Он исповедь слушал души молодой!
Как с кротким участьем, с улыбкою друга,
От ранних страданий, от злого недуга,
От мрачных предчувствий он сердце лечил
И жить его в мире с судьбою учил!
Он пылкостью прежней тогда оживлялся,
Он к юности знойной своей возвращался,
О ней говорил мне, ее вспоминал…

Осенью 1836 г. Ростопчина переехала на жительство в Петербург. Зимой у нее на обедах собирались Жуковский, Пушкин, князь Вяземский, А. И. Тургенев, Плетнев, князь Одоевский, Виельгорский и другие. Бартенев, со слов мужа Ростопчиной, рассказывает, что Пушкин обедал у Ростопчиной накануне своей дуэли. До обеда и после него он убегал в умывальную комнату и мочил себе голову холодной водой, – до того мучил его жар в голове.

Надежда Андреевна Дурова

(1783–1866)

Знаменитая «девица-кавалерист», оригинальная фигура женщины, в начале прошлого века сумевшей вырваться из круга зависимого и узкого женского существования. Дочь армейского гусарского офицера. Мать страстно желала иметь сына, возненавидела дочь и попечение о ней всецело предоставила гусару-денщику. «Седло, – рассказывает Дурова, – было моею первою колыбелью, лошадь, оружие и полковая музыка – первыми детскими игрушками и забавами». Семья отца с каждым годом увеличивалась, он вышел в отставку и поступил на штатскую службу городничим в г. Сарапул Вятской губернии. У девочки были грубые манеры, она ходила, говорила и держалась по-мужски, была непокорна и самостоятельна. Мать засаживала ее за шитье, за вязанье, – девочка убегала в сад и там стреляла из лука, выделывала артикулы старым, заржавленным ружьем. Ее били, наказывали, но ничего не помогало. Отец купил дикого черкесского коня Алкида. Девочка-подросток приучила его, по ночам, когда все спали, выводила из дому и до утренней зари носилась на неоседланном жеребце по пригородным полям. Мать постоянно твердила девочке, что женщина – существо слабое и ни к чему не способное, что ее судьба с колыбели до могилы – неволя и угнетение. «Я решила, – рассказывает Дурова, – хотя бы это стоило мне жизни, – отделиться от пола, находящегося, как я думала, под проклятием Божиим». Отец очень любил девочку. Когда она подросла, он подарил ей Алкида, сам учил ее верховой езде и дивился бесстрашию девушки. Ездила она по-мужски, в казачьем чекмене.

Восемнадцати лет Дурова была выдана за мелкого чиновника Чернова, имела от него сына Ивана. Не ужилась с мужем, ушла и воротилась в Сарапул к родителям. Вышли большие семейные неприятности. Вскоре Дурова сошлась с есаулом казачьего полка, стоявшего в городе для борьбы с разбоями. Осенью 1806 г. полк ушел из города. Через два дня, в день своих именин, Дурова сбросила женское платье, остригла волосы, надела казацкую форму и тайно ускакала ночью на своем Алкиде вслед за полком. Некоторое время жила с есаулом под видом его денщика. Весной 1807 г. в г. Гродно она определилась охотником под именем Александра Соколова в конно-польский уланский полк. Началась тяжелая школа воинского обучения. Часто Дуровой приходилось очень круто; особенно трудно было ей привыкнуть к тяжелым уланским сапогам, которые она называла кандалами. Понемножку привыкла. Стала образцовым солдатом, научилась владеть саблей и пикой. Очень также тяжело было ей, женщине, жить с солдатами в общей казарме, скрывая свой пол.

515