В конце сентября 1832 г. Пушкин писал жене из Москвы: «Сегодня еду слушать Давыдова, профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник, а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие». Ожидания Пушкина не оправдались. Он был принят университетом с большим почетом. Один из тогдашних студентов вспоминает: «Утром читал лекцию профессор И. И. Давыдов. Вдруг входит министр народного просвещения С. С. Уваров, ведя с собою молодого человека невысокого роста, с чрезвычайно оригинальной, выразительной физиономией, осененной густыми, курчавыми, каштанового цвета волосами, одушевленной живым, быстрым, орлиным взглядом. Указывая на вошедшего с ним молодого человека, министр сказал: «Здесь преподается теория искусства, а я привел вам само искусство». Не надо было объяснять нам, что это олицетворенное искусство был Пушкин».
Амедей Декамп
(? – ок. 1837)
Был во Франции директором провинциальной школы. В 1822 г. приехал в Россию. «Это был, – рассказывает И. А. Гончаров, – значительно потертый и поношенный француз старого пошиба, с задиранием головы и носа, с напускною важностью во взгляде и в тоне, с округленною, напыщенною фразою и прямой, как палка. Злые языки говорили, что он носит корсет. Он, как рога какие-нибудь, носил свое мнимое величие в позе головы, в неподвижности корпуса, говорил, точно изрекал глаголы оракула, и смотрел на все свысока. Говорят, что имел большой успех в светских салонах, разве потому только, что он француз, да за эту скульптурную величавость и за декламационный тон речи».
Бартенев со слов А. П. Елагиной рассказывает: «В начале 1827 г. в Москве читал лекции о французской поэзии некто Декамп, обожатель Виктора Гюго и новейшей школы и отвергавший авторитеты Буало, Расина и проч. Эти лекции читались в зале М. М. Сонцова, дяди Пушкина по Елизавете Львовне. А. П. Елагина по знакомству с Декампом взяла билет и ездила слушать. В самую первую лекцию она встретила там Пушкина, который подсел к ней и во все время чтения смеялся над бедным французом, и притом почти вслух. Это совсем уронило лекции. Декамп принужден был не докончить курса, и после долго в этом упрекали Пушкина».
В 1829 г. Декамп был назначен лектором французского языка и литературы в Московском университете. В 1837 г. вышел в отставку, уехал во Францию и вскоре умер.
Иван Александрович Гульянов
(1789–1841)
Сын бывшего молдавского господаря Маврокордато, умершего в Москве. Египтолог, напечатал ряд работ по египетской археологии, член Российской академии, служил в иностранных миссиях. В 1830 г., узнав о предстоящей женитьбе Пушкина, анонимно прислал ему стихотворение. Музы горько оплакивают ожидаемую женитьбу поэта:
Не будет больше вдохновений,
Не будет умственных парений, –
Прошли свободные часы!
Автор же им возражает:
Уймите дух свой сокрушенный,
О музы! Друг ваш вожделенный
Небесным пламенем горит:
Источник новых откровений
Залогом будет вдохновений,
И снова гений воспарит.
Тронутый Пушкин отозвался на стихи «Ответом анониму»:
О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье
Приветствует мое к блаженству возрожденье,
Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,
Указывает путь и посох подает…
Благодарю тебя душою умиленной.
Вниманья слабого предмет уединенный,
К доброжелательству досель я не привык –
И странен мне его приветливый язык.
Смешон, участия кто требует у света!
Холодная толпа взирает на поэта,
Как на заезжего фигляра: если он
Глубоко выразит сердечный, тяжкий стон,
И выстраданный стих, пронзительно-унылый,
Ударит по сердцам с неведомою силой, –
Она в ладони бьет и хвалит иль порой
Неблагосклонною кивает головой.
Постигнет ли певца внезапное волненье,
Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, –
«Тем лучше, – говорят любители искусств. –
Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
И нам их передаст». Но счастие поэта
Меж ними не найдет сердечного привета,
Когда боязненно безмолвствует оно…
Впоследствии Пушкин встречался с Гульяновым в Москве у Нащокина.
Цыганка Таня
(1810–1877)
Татьяна Дмитриевна Демьянова, известная во времена Пушкина цыганская певица; «соловьиный голос» ее восторженно отмечался в тогдашних рецензиях о цыганских концертах. В 1832 г. П. В. Киреевский писал поэту Языкову: «Недели две тому назад я наконец в первый раз слышал у Свербеевых тот хор цыган, в котором примадонствует Татьяна Дмитриевна, и признаюсь, что мало слыхал подобного. Едва ли есть русский, который бы мог их равнодушно слушать». В 1830 г. Таня с другими цыганами и цыганками жила на Садовой. Однажды в марте, в двенадцатом часу ночи, все они собирались ложиться спать, как вдруг в ворота постучались. Подруга Лукерья прибежала и закричала:
– Ступай, Таня, гости приехали, слушать хотят!
Таня только что расплела на ночь косу и повязала голову платком. В таком виде и вышла, – в красном ситцевом платье и с белым платком на голове в виде колпака. В зале она нашла четверых гостей – трех знакомых, в их числе П. В. Нащокина, четвертого Таня видела в первый раз – невысокого роста, с толстыми губами, кудлатого. Это был Пушкин. Увидел Таню и покатился со смеху, сверкая белыми зубами:
– Поваренок, поваренок!
Таня засмеялась. Новый гость показался ей очень некрасивым, и она сказала подругам по-цыгански:
– Гляди, гляди, как нехорош, точно обезьяна!
Подруги залились смехом, Пушкин пристал: