Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 433

433

Мечтатель уж не принесет;

Пускай их Шаликов поет,

Любезный баловень природы.

Вяземскому Пушкин писал: «Ты увидишь в «Разговоре» мадригал Шаликову. Он милый поэт, человек, достойный уважения, и надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна. Он именно поэт прекрасного пола; у него много заслуг перед ним, и я очень доволен, что изъяснился о том всенародно». По поводу приведенных стихов Шаликов поместил в своем «Дамском журнале» стихотворение «К А. С. Пушкину на отречение петь женщин»:

…наш любезный сибарит
Талантом, чувством, песнопеньем
Лишь только женщин отбранит,
Как вдруг невольно, с восхищеньем,
О ножках, лучшей красоте
Роскошно-томного Востока,
Своей прелестнейшей мечте,
Воспомянув, в мгновенье ока
У ножек с лирою златой…

Пушкин узнал о стихах Шаликова от Вяземского и с удивлением спрашивал: «Неужто он обижается моими стихами? Вот уж тут-то я невинен, как барашек! Спросите у братца Леона: он скажет вам, что, увидев у меня имя князя Шаликова, он присоветовал мне заменить его Батюшковым, я было и послушался, да стало жаль, и я смело восстановил Шаликова». В последующих изданиях вместо «Шаликов» Пушкин поставил «юноша».

Весной 1827 г. Пушкин, Баратынский и другие завтракали у Погодина. Кто-то рассказал случай из домашней жизни Шаликова. Пушкин совместно с Баратынским изложили этот случай в таких стихах:

Князь Шаликов, газетчик наш печальный,
Элегию семье своей читал,
А козачок огарок свечки сальной
В руках со трепетом держал.
Вдруг мальчик наш заплакал, запищал.
«Вот, вот с кого пример берите, дуры! –
Он дочерям в восторге закричал. –
Откройся мне, о, милый сын натуры,
Ах, что слезой твой осребрило взор?»
А тот ему в ответ: «Мне хочется на двор!»

Шаликов относился к Пушкину с неизменным восхищением и даже обожанием. Еще в 1822 г. он приветствовал Пушкина в «Новостях литературы» двустишием «К портрету А. С. Пушкина»:

Талант и чувства в нем созрели прежде лет,
Овидий наш, он стал ко славе Муз поэт.

По возвращении из Арзрума Пушкин посетил в Москве дядюшку своего Василия Львовича. У него сидело несколько человек гостей, в их числе Шаликов. Пушкин стал рассказывать о своей поездке. Шаликов присел к столу, стал писать и потом сказал Пушкину:

– Недавно был день вашего рождения, Александр Сергеевич. Я подумал, что никто не воспел такого знаменитого дня, и написал вот что:

К А. С. Пушкину
В день рождения
Когда рождался ты, – хор в Олимпийском мире
Средь небожителей пророчески воспел:
Младенца славный ждет удел,
– Пленять сердца игрой на лире.

Пушкин прочитал, пожал Шаликову руку, и не знакомя присутствующих с творением своего поклонника, положил листок в карман.

Дмитрий Владимирович Веневитинов

(1805–1827)

Поэт пушкинской поры. Из старинной и богатой дворянской семьи. Получил блестящее образование, знал новые языки, греческий и латинский. Девятнадцати лет окончил Московский университет и поступил в московский архив коллегии иностранных дел – учреждение, в котором служила самая блестящая и интеллигентная молодежь Москвы. Он был человек исключительной одаренности: поэт, музыкант, композитор; это соединялось у него с серьезным философским умом, легко себя чувствовавшим среди отвлеченнейших систем, что так редко бывает у художников. Горячо увлекался Шеллингом, был членом и секретарем основанного князем В. Ф. Одоевским «Общества любомудрия» и играл в нем первенствующую роль. С Пушкиным Веневитинов познакомился в 1826 г., через три дня по приезде Пушкина в Москву из ссылки, у Соболевского, где Пушкин читал своего «Бориса Годунова». Затем Пушкин читал «Годунова» у Веневитиновых, в их доме в Кривоколенном переулке близ Мясницкой. Они часто виделись, между прочим, у княгини 3. А. Волконской, в которую юноша Веневитинов был влюблен глубоко и безнадежно. Веневитинов с друзьями задумали издание журнала «Московский вестник». Основной задачей журнала было создание у нас научной эстетической критики на началах немецкой умозрительной философии и привитие общественному сознанию убеждения о необходимости применять философские начала к изучению всех наук и искусств. Пушкин согласился примкнуть к журналу, но без большого увлечения. Философские вкусы «любомудров» были ему глубоко чужды. Он писал Дельвигу в Петербург: «…Бог видит, как я ненавижу и презираю немецкую метафизику; да что делать? Собрались ребята теплые, упрямые; поп свое, а черт свое. Я говорю: господа, охота вам из пустого в порожнее переливать, все это хорошо для немцев, пресыщенных уже положительными познаниями, но мы… «Московский вестник» сидит в яме и спрашивает: веревка вещь какая? А время вещь такая, которую с никаким «Вестником» не стану я терять. Им же хуже, если они меня не слушают».

В конце октября 1826 г. Веневитинов переехал в Петербург, – может быть, спасаясь от безнадежной своей любви. Поступил на службу в Азиатский департамент министерства иностранных дел. Он был вообще слабого здоровья. При въезде в Петербург он по недоразумению был арестован и двое суток провел в сырой гауптвахте. Это еще больше подорвало его здоровье. Директор Азиатского департамента, когда ему представлялся Веневитинов, был поражен его болезненным видом и сказал:

– У него смерть в глазах, он скоро умрет.

Веневитинов вошел в колею светской петербургской жизни, делал визиты, ездил на вечера и балы; в то же время много писал; заботился о журнале, приглашал сотрудников, посылал в Москву ободряющие письма. В начале марта, на балу у Ланских, во флигеле дома которых жил Веневитинов, он, разгоряченный танцами, в одном фраке перебежал по двору к себе во флигель, простудился и 15 марта умер. Ему не было еще двадцати двух лет. Смерть его произвела на всех потрясающее впечатление. Дельвиг писал Пушкину: «…знаю, смерть его должна была поразить тебя. Какое соединение прекрасных дарований с прекрасною молодостью!» Шестидесятилетний И. И. Дмитриев писал в эпитафии:

433