– Да, любезный друг, плохо старикам жить на свете: и климат-то изменился, и силы-то не те, да, признаться, и скучновато.
С. Д. Полторацкий представлялся в юности по какому-то случаю Юсупову. «Помню, – пишет он, – эти огромные залы, убранные во вкусе Людовика XV, множество картин и статуй, множество грубой челяди; наконец, кабинет сибарита, его пресыщенную, сонную фигуру, белый шлафор и церемонию пудренья головы».
Д. Н. Бантыш-Каменский в своем «Словаре достопамятных людей русской земли» (1836) дает такую общую характеристику Юсупова: «Он отличался просвещенным умом своим, утонченным вкусом ко всему изящному, остротою, обходительностью, веселостию нрава, памятью обширною, любил ученых и художников и даже в старости маститой приносил дань удивления прекрасному полу».
Вот в какой форме приносилась эта дань. Недалеко от Красных ворот, напротив дворца князя Юсупова, находился принадлежащий ему другой дом. Он был обнесен высокой каменной стеной. Вдоме помещался крепостной гарем Юсупова из пятнадцати – двадцати красивейших девушек. Гарем – и в то же время кордебалет. Танцам обучал девушек известнейший в Москве танцмейстер Йогель. Юсупов иногда приглашал приятелей на представления своего кордебалета. Когда Юсупов подавал знак, танцовщицы мгновенно сбрасывали с себя одежды и продолжали танцевать в совершенно нагом виде, что приводило в восторг старичков, любителей всего изящного. Кроме того, Юсупов до кончины своей содержал знаменитую танцовщицу Воронину-Иванову и подносил ей в бенефис редкие бриллианты. Юсупов был начальником Кремлевской экспедиции. В 1826 г. к нему обратилась с какою-то просьбой молодая девушка Вера Тюрина, сестра архитекторского помощника Кремлевской экспедиции. Маститый поклонник прекрасного пола предложил ей пятьдесят тысяч рублей, с тем чтоб она отдалась ему. Девушка с негодованием ответила, что не надо ей и миллиона, и ушла. Через год двое ее братьев были арестованы за участие в студенческой тайной организации братьев Критских. Юсупов послал сказать Вере Тюриной, что если она согласится принадлежать ему, то он берется устроить освобождение ее братьев. Вера отказалась, одного брата заточили в Шлиссельбург, другого сослали.
Пушкин написал к Юсупову знаменитое послание «К вельможе» (1829), – тонкий и блестящий портрет изящного эпикурейца-скептика XVIII в. У многих послание вызвало недоумение. Библиограф С. Д. Полторацкий удивлялся, что оригиналом для своего портрета Пушкин выбрал именно князя Юсупова. «Конечно, – писал он, – нельзя задавать поэтам тем для их сочинений; но неужели нельзя требовать, чтобы они оставались верными действительности, времени, лицу?.. Нам непременно хочется иметь представителей по всем отраслям человеческих знаний, и благодаря этому усилию мы производим в меценаты и покровители искусства людей тщеславных и самых незначительных. Пора бы нам опомниться и определить ясно, что такое были покровители свободных искусств во времена Екатерины, Александра I и наше». В оппозиционной печати послание вызвало обвинения Пушкина в низкопоклонстве. Полевой напечатал в «Московском телеграфе» едкую и грубую сцену: «Утро в кабинете знатного барина». Секретарь Подлецов подает князю листок со стихами. «Стихи – мне? А! Это – того стихотворца! Что он врет там?.. Так он недаром у меня обедает. Как жаль, что по-русски. Недурно, но что-то много, скучно читать. Вели перевести это по-французски и переписать экземпляров пять: я пошлю кой-кому; а стихотворцу скажи, что по четвергам я приглашаю его всегда обедать у себя. Только не слишком вежливо обходись с ним: ведь эти люди забывчивы, их надобно держать в черном теле». Статейка эта сильно задела Пушкина. В черновой заметке он написал: «Возвратясь из-под Арзрума, написал я послание к князю Юсупову. В свете оно тотчас было замечено и… (пропуск в рукописи) были мною недовольны. Светские люди имеют в высокой степени этого рода чутье. Один журналист принял мое послание за лесть итальянского аббата и в статейке заставил вельможу звать меня по четвергам обедать. Так-то чувствуют они вещи и так-то описывают светские нравы». По сообщению Бартенева, Пушкин говорил М. А. Максимовичу, что князю Юсупову хотелось от него стихов, и затем только он угощал его в своем Архангельском.
– Но ведь вы его изобразили пустым человеком.
– Ничего! Не догадается!
И он смеялся над Полевым, который в его послании к Юсупову видел низкопоклонство.
Вскоре после женитьбы Пушкин в своей квартире на Арбате дал знакомым бал. Юсупов присутствовал на этом балу. «Пушкин славный вчера задал бал, – писал Булгаков брату. – И он, и она прекрасно угощали и гостей своих. Она прелестна, и они как два голубка. Дай Бог, чтобы всегда так продолжалось. Много все танцевали, и так как общество было небольшое, то я также потанцевал по просьбе прекрасной хозяйки, которая сама меня ангажировала, и по приказанию старика Юсупова: «И я бы танцевал, если бы у меня были силы», – говорил он».
Александра Васильевна Алябьева
(1812–1891)
Дочь помещика. Наряду с Н. Н. Гончаровой, будущей женой Пушкина, славилась в Москве как первейшая красавица. Пушкин в послании «К вельможе» (Н. Б. Юсупову, 1829) писал:
…влиянье красоты
Ты живо чувствуешь. С восторгом ценишь ты
И блеск Алябьевой, и прелесть Гончаровой.
Вяземский назвал Алябьеву «классической красавицей», а Гончарову «романтической». Языков восхвалял Алябьеву в ряде стихотворений как «чудо красоты», «украшение Москвы», соперницу Геры и Венеры. Более сдержанно отнесся к ней юноша Лермонтов, – может быть, впрочем, по неудаче в ухаживании: