Филипп Филиппович Вигель
(1788–1856)
О нем – в главе «В Одессе». В молодости служил в московском архиве коллегии иностранных дел, там сошелся с Блудовым. В 1814г., живя в Петербурге, возобновил знакомство с Блудовым, познакомился с Дашковым, Батюшковым, Гнедичем, А. Тургеневым, вошел в кружок Оленина. Литературой он в то время не занимался, но был человек образованный, умный, интересный собеседник, едкий остроумец. Немедленно по основании «Арзамаса» был введен в него Дашковым. Был одним из самых усердных посетителей заседаний общества. Взглядов держался самых реакционных, был зол, завистлив и самолюбив. Дочь Блудова помнила его как частого посетителя и друга ее отца, хорошего приятеля всех арзамасцев, помнила его черные, как смоль, раскаленные, как угли, глаза; он вертел в руках табакерку, играя ею и особенным манером постукивая по ней; когда хотел сказать что-нибудь забавное или колкое, то, беря щепотку табаку, как будто клевал по табакерке пальцами, как птица клюет клювом.
Дашков, как сообщают протоколы «Арзамаса», предлагая Вигеля в члены, рекомендовал его так: «Предлагаемый есть истинный уроженец «Арзамаса»: он содрогается при имени «Беседы» и ездит зажмурившись мимо Академии. Он оказал великие услуги «Арзамасу» без всяких своекорыстных видов: партизанит добровольно между свирепыми и прокаженными халдеями, затрудняя для них всякий подвоз ума и вкуса. Наблюдает за ними зорким оком шпиона, везде преследует слухом и зрением врагов «Арзамаса». Он достоин вступить в общество под именем Ивикова журавля. Члены единогласно приняли сего почтенного человека в свое общество, – продолжает протокол. – Он назначен бессменным внешним проказником».
Следующий протокол описывает вступление Вигеля в общество: «Введен во святилище «Арзамаса» новый член – его превосходительство Ивиков журавль. Члены были довольны его привлекательной наружностью. Вид его скромен; поступь тихая и благопристойная; сей журавль, конечно, будет с политической исправностью таскать из болота халдейского всех тех лягушек, которых кваканье будет надоедать «Арзамасу». Он с величавою скромностью сел на указанное ему место; и члены во все продолжение заседания взглядами и словами старались изобразить то нежное чувство, которым сердца их были исполнены к новому своему другу». Вигель пришелся в «Арзамасе» очень ко двору. Целый ряд протоколов с одобрением отмечает его полезную для общества деятельность: «Читано было донесение Ивикова журавля, и члены, внимая ему, ликовали и топорщились от умиления», «Читано было краткое донесение его превосходительства Ивикова журавля. Его превосходительство начинает порядочно промышлять своим длинным носом в болотах халдейских. Он почти склевал одного воинствующего лягушонка, который своим кваканьем вздумал было оскорбить арзамасские уши: сей лягушонок уже колышется в клещах его неизбежного носа» и т. д. В протоколах отмечается и самолюбивая обидчивость Вигеля: «Сделан был весьма назидательный выговор его превосходительству Ивикову журавлю, который давно уже не исполняет своих важных обязанностей соглядатая и содержит свой журавлиный нос в некоем поносном бездействии. Надобно признаться, что его превосходительство принял этот упрек не с той покорностью, какая свойственна арзамасцу; он горделиво надул свой зоб и более похож был на оскорбленную индюшку «Беседы», нежели на миловидного журавля-мстителя за арзамасских Ивиков. Члены надеются, что он исправится и отучит себя от непристойной привычки надувать зоб. В противном случае вместо Ивикова журавля он будет наречен «Индюшка-сотрудница».
Степан Петрович Жихарев
(1788–1860)
Обучался в московском университетском Благородном пансионе, товарищами его были братья Тургеневы, Жуковский, Дашков. Был страстный театрал. В 1806 г. переехал в Петербург, познакомился с Державиным, Шишковым, Шаховским, Лобановым. Перевел один или в сотрудничестве с другими ряд театральных пьес, между прочим трагедию Кребильона «Атрей», писал и оригинальные пьесы; все это было весьма посредственного уровня.
Состоял членом шишковской «Беседы любителей российского слова», но в 1815 г. отошел от шишковистов и вступил в «Арзамас». Как мы знаем, обычай был, чтобы каждый нововступающий член брал взаимообразно и напрокат одного из живых покойников «Беседы» и говорил ему надгробную речь. Жихарев, как бывший сам членом «Беседы», должен был, по всеобщему приговору, произнести надгробное слово самому себе, а Жуковский, как очередной председатель, держать ответную речь. Дашков писал Вяземскому: «Новое торжество для Светланы (Жуковского)! Исполнение превзошло ожидания наши. «Атрей» представлен был в виде некоего царственного волдыря на лице бывшего поганого беседчика, а остальные двадцать семь трагедий, комедий, трагикомедий, драм, опер и водевилей, сочиненные и переведенные им, представлены волдыриками и сыпью, окружающими большой нарост. Словом, было чего послушать». Кличка Жихареву была дана Громобой. Вигель рассказывает: «Наружность Жихарев имел азиатскую; оливковый цвет лица, черные, как смоль, кудрявые волосы, черные блистающие глаза, но которые никогда не загорались ни гневом, ни любовью и выражали одно флегматичное спокойствие. Он казался мрачен, угрюм, и не знаю, бывал ли он когда сердит или чрезвычайно весел. Его мог совершенно развеселить один только шумный пир, жирный обед и беспрестанно опоражниваемые бутылки. Безвкусие было главным недостатком его в словесности, в обществе, в домашней жизни. У него был жив еще отец, человек достаточный, но обремененный долгами, а Жихарев любил погулять, поесть, попить и сам попотчевать. Это заставило его войти в долги и прибегать к разным изворотам, строгою совестливостью не совсем одобряемым. Я не встречал человека, более готового на послуги, на одолжения; это свойство и оригинальность довольно забавная сблизили его со мною и с другими».