Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 313


К оглавлению

313

Александр Павлович Бакунин

(1799–1862)

Сын действительного камергера. Средних способностей, был добродушен, словоохотлив, смешлив и жив, как ртуть. Мать его постоянно жила в Царском Селе, шпионила и строго следила за чтением воспитанников, охраняя нравственность своего, впрочем, совсем не целомудренного сына, и о замеченных непорядках жаловалась начальству.

По окончании лицея Бакунин несколько лет служил в гвардии, потом хозяйничал в своих деревнях. Впоследствии был новгородским вице-губернатором, вице-директором одного из департаментов государственных имуществ и тверским губернатором.

Вместе с матерью лицеиста Бакунина в Царском Селе жила его старшая сестра.

Екатерина Павловна Бакунина

(1798–1869)

Фрейлина. «Первую платоническую, истинно поэтическую любовь возбудила в Пушкине Бакунина, – рассказывает Комовский. – Она часто навещала брата своего и всегда приезжала на лицейские балы. Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели всеобщий восторг во всей лицейской молодежи. Пушкин описал ее прелести в стихотворении «К живописцу», которое положено было на ноты лицейским же товарищем его Яковлевым и постоянно пето до самого выхода из заведения».

29 ноября 1815 г. Пушкин писал в дневнике:

Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался,

Отрадой тихою, восторгом упивался,

И где веселья быстрый день?

Промчался лётом сновиденья,

Увяла прелесть наслажденья,

И снова вкруг меня угрюмой скуки тень.

«Я щастлив был… нет, я вчера не был щастлив, поутру я мучился ожиданием, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу, ее не видно было! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, сладкая минута!..»

Он пел любовь, но был печален глас.

Увы, он знал любви одну лишь муку!

(Жуковский)

«Как она мила была, как черное платье пристало к милой Бакуниной!»

«Но я не видел ее восемнадцать часов, ах!»

«Какое положение, какая мука! Но я был щастлив пять минут».

В строфе, не вошедшей в окончательный текст «Евгения Онегина», Пушкин впоследствии так вспоминал эту любовь:

Когда в забвеньи перед классом

Порой терял я взор и слух,

И говорить старался басом,

И стриг над губой первый пух,

В те дни… В те дни, когда впервые

Заметил я черты живые

Прелестной девы, и любовь

Младую взволновала кровь,

И я, тоскуя безмятежно,

Томясь обманом пылких снов,

Везде искал ее следов,

Об ней задумывался нежно,

Весь день минутной встречи ждал

И счастье тайных мук узнал…

Это была первая робкая и стыдливая юношеская любовь – с «безмятежной тоской», со «счастьем тайных мук», с радостью на долгие дни от мимолетной встречи или приветливой улыбки. Любовь эта отразилась в целом ряде лицейских стихотворений Пушкина, – отразилась еще в условных, подражательно-романтических тонах, сильно преувеличивавших подлинные чувства:

Перед собой одну печаль я вижу:

Мне скучен мир, мне страшен дневный свет,

Иду в леса, в которых жизни нет.

Где мертвый мрак: я радость ненавижу;

Во мне застыл ее минутный след.

Опали вы, листы вчерашней розы,

Не зацвели до завтрашних лучей!

Умчались вы, дни радости моей!

Умчались вы, – невольно льются слезы,

И вяну я на темном утре дней.

Посидел с милой девушкой в беседке, –

Здесь ею счастлив был я раз

В восторге сладостном погас,

И время самое для нас

Остановилось на минуту!

Получил от нее незначащее письмецо,–

В нем радости мои; когда померкну я,

Пускай оно груди бесчувственной коснется;

Быть может, милые друзья,

Быть может, сердце вновь забьется.

Осенью Бакунина уехала на зиму из Царского Села в Петербург:

Уж нет ее… Я был у берегов,

Где милая ходила в вечер ясный;

У берега на зелени лугов

Я не нашел чуть видимых следов,

Нигде не встретил я прекрасной…

Уж нет ее… До сладостной весны

Простился я с блаженством и с душою…

Одну тебя везде воспоминаю,

Одну тебя в неверном вижу сне:

Задумаюсь, – невольно призываю,

Заслушаюсь, – твой голос слышен мне…

В 1834 г., тридцати девяти лет, Бакунина вышла замуж за сорокадвухлетнего тверского помещика, капитана в отставке, А. А. Полторацкого, двоюродного брата Анны Петровны Керн.

Николай Григорьевич Ржевский

(1800–1817)

Малоразвитой и малоспособный. Отличался колоссальной леностью, в этом с ним мог поспорить разве только Дельвиг. Участвовал в лицейских журналах стихами. На него была сложена такая шутливая эпитафия-акростих:

Родясь, как всякий человек,

Жизнь отдал праздности, труда, как зла, страшился.

Ел с утра до ночи, под вечер – спать ложился,

Встав, снова ел да пил, и так провел весь век.

Счастливец! на себя он злобы не навлек;

Кто, впрочем, из людей был вовсе без порока?

И он писал стихи, к несчастию, без прока.

По окончании лицея в 1817 г. поступил в армейский гусарский полк и через несколько месяцев умер от «гнилой нервической горячки».

Павел Николаевич Мясоедов

(1799–1868)

Был большой драчун, горяч и груб, носаст, с маленьким и отлогим лбом. Неизменные отзывы преподавателей: «не столько счастлив способностями», «слабого понятия», «весьма слабых дарований». За феноменальную глупость служил постоянным предметом насмешек для товарищей. Дельвиг советовал ему праздновать именины в день «Усекновения главы». В карикатурах Илличевского он неизменно изображался с ослиной головой на человеческом теле. Преподаватель русской словесности Кошанский задал ученикам написать стихотворение, описывающее восход солнца. Мясоедов написал один стих:

313