Александр Павлович Бакунин
(1799–1862)
Сын действительного камергера. Средних способностей, был добродушен, словоохотлив, смешлив и жив, как ртуть. Мать его постоянно жила в Царском Селе, шпионила и строго следила за чтением воспитанников, охраняя нравственность своего, впрочем, совсем не целомудренного сына, и о замеченных непорядках жаловалась начальству.
По окончании лицея Бакунин несколько лет служил в гвардии, потом хозяйничал в своих деревнях. Впоследствии был новгородским вице-губернатором, вице-директором одного из департаментов государственных имуществ и тверским губернатором.
Вместе с матерью лицеиста Бакунина в Царском Селе жила его старшая сестра.
Екатерина Павловна Бакунина
(1798–1869)
Фрейлина. «Первую платоническую, истинно поэтическую любовь возбудила в Пушкине Бакунина, – рассказывает Комовский. – Она часто навещала брата своего и всегда приезжала на лицейские балы. Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели всеобщий восторг во всей лицейской молодежи. Пушкин описал ее прелести в стихотворении «К живописцу», которое положено было на ноты лицейским же товарищем его Яковлевым и постоянно пето до самого выхода из заведения».
29 ноября 1815 г. Пушкин писал в дневнике:
Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался,
Отрадой тихою, восторгом упивался,
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья,
И снова вкруг меня угрюмой скуки тень.
«Я щастлив был… нет, я вчера не был щастлив, поутру я мучился ожиданием, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу, ее не видно было! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, сладкая минута!..»
Он пел любовь, но был печален глас.
Увы, он знал любви одну лишь муку!
(Жуковский)
«Как она мила была, как черное платье пристало к милой Бакуниной!»
«Но я не видел ее восемнадцать часов, ах!»
«Какое положение, какая мука! Но я был щастлив пять минут».
В строфе, не вошедшей в окончательный текст «Евгения Онегина», Пушкин впоследствии так вспоминал эту любовь:
Когда в забвеньи перед классом
Порой терял я взор и слух,
И говорить старался басом,
И стриг над губой первый пух,
В те дни… В те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной девы, и любовь
Младую взволновала кровь,
И я, тоскуя безмятежно,
Томясь обманом пылких снов,
Везде искал ее следов,
Об ней задумывался нежно,
Весь день минутной встречи ждал
И счастье тайных мук узнал…
Это была первая робкая и стыдливая юношеская любовь – с «безмятежной тоской», со «счастьем тайных мук», с радостью на долгие дни от мимолетной встречи или приветливой улыбки. Любовь эта отразилась в целом ряде лицейских стихотворений Пушкина, – отразилась еще в условных, подражательно-романтических тонах, сильно преувеличивавших подлинные чувства:
Перед собой одну печаль я вижу:
Мне скучен мир, мне страшен дневный свет,
Иду в леса, в которых жизни нет.
Где мертвый мрак: я радость ненавижу;
Во мне застыл ее минутный след.
Опали вы, листы вчерашней розы,
Не зацвели до завтрашних лучей!
Умчались вы, дни радости моей!
Умчались вы, – невольно льются слезы,
И вяну я на темном утре дней.
Посидел с милой девушкой в беседке, –
Здесь ею счастлив был я раз
В восторге сладостном погас,
И время самое для нас
Остановилось на минуту!
Получил от нее незначащее письмецо,–
В нем радости мои; когда померкну я,
Пускай оно груди бесчувственной коснется;
Быть может, милые друзья,
Быть может, сердце вновь забьется.
Осенью Бакунина уехала на зиму из Царского Села в Петербург:
Уж нет ее… Я был у берегов,
Где милая ходила в вечер ясный;
У берега на зелени лугов
Я не нашел чуть видимых следов,
Нигде не встретил я прекрасной…
Уж нет ее… До сладостной весны
Простился я с блаженством и с душою…
Одну тебя везде воспоминаю,
Одну тебя в неверном вижу сне:
Задумаюсь, – невольно призываю,
Заслушаюсь, – твой голос слышен мне…
В 1834 г., тридцати девяти лет, Бакунина вышла замуж за сорокадвухлетнего тверского помещика, капитана в отставке, А. А. Полторацкого, двоюродного брата Анны Петровны Керн.
Николай Григорьевич Ржевский
(1800–1817)
Малоразвитой и малоспособный. Отличался колоссальной леностью, в этом с ним мог поспорить разве только Дельвиг. Участвовал в лицейских журналах стихами. На него была сложена такая шутливая эпитафия-акростих:
Родясь, как всякий человек,
Жизнь отдал праздности, труда, как зла, страшился.
Ел с утра до ночи, под вечер – спать ложился,
Встав, снова ел да пил, и так провел весь век.
Счастливец! на себя он злобы не навлек;
Кто, впрочем, из людей был вовсе без порока?
И он писал стихи, к несчастию, без прока.
По окончании лицея в 1817 г. поступил в армейский гусарский полк и через несколько месяцев умер от «гнилой нервической горячки».
Павел Николаевич Мясоедов
(1799–1868)
Был большой драчун, горяч и груб, носаст, с маленьким и отлогим лбом. Неизменные отзывы преподавателей: «не столько счастлив способностями», «слабого понятия», «весьма слабых дарований». За феноменальную глупость служил постоянным предметом насмешек для товарищей. Дельвиг советовал ему праздновать именины в день «Усекновения главы». В карикатурах Илличевского он неизменно изображался с ослиной головой на человеческом теле. Преподаватель русской словесности Кошанский задал ученикам написать стихотворение, описывающее восход солнца. Мясоедов написал один стих: