Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник) - Страница 293

293

«Милостивый государь Александр Сергеевич, я имела счастие получить от вас письмо, за которое чувствительно вас благодарю, что вы не забыли меня, находящуюся в бедном положении и в горестной жизни; впрочем, покорнейше прошу извинить меня, что я вас беспокоила насчет денег для выкупки моего мужа крестьян, то оные не стоят, чтобы их выкупить, что я сделала удовольствие для моего мужа, и стараюсь все к пользе нашей, но он не чувствует моих благодеяний, каких я ему ни делаю, потому что он самый беспечный человек, на которого я не надеюсь, и нет надежды иметь куска хлеба, потому что какие только могут быть пасквильные дела, то все оные есть у моего мужа, первое – пьяница и самый развратной жизни человек; у меня вся надежда на вас, милостивый государь, что вы не оставите меня своею милостью в бедном положении и в горестной жизни. Мы вышли в отставку и живем у отца в Болдине, то и не знаю, буду ли я когда покойна от своего мужа или нет. А на батюшку все Сергей Львович поминутно пишет неудовольствия и строгие приказы, то прошу вас, милостивый государь, защитить своею милостию его от сих наказаний. Вы пишите, что будете сюда или в Нижний, то я с нетерпением буду ожидать вашего приезда и о благополучном пути буду Бога молить. О себе вам скажу, что я во обременении и уже время приходит к разрешению, то осмелюсь вас просить, милостивый государь, нельзя ли быть восприемником, если вашей милости будет не противно, хотя не лично, но имя ваше вспомнить на крещении. О письмах вы изволите писать, то оные писал мне мой муж, и я не понимаю, что значит кудрявые, впрочем, писать больше нечего, остаюсь с истинным моим почитанием и преданностью известная вам –».

Подписи нет. Просьбы Ольги за отца были весьма успешны. Новоназначенный в Болдино Сергеем Львовичем управляющий, белорусский дворянин Пеньковский, обуздавший грабительские аппетиты Калашникова, писал Пушкину весной 1834 г.: «Ольга Михайловна с большою уверенностью утверждает, что она меня, как грязь с лопаты, с должности сбросит, только бы приехал Александр Сергеевич в Болдино, тогда, что она захочет, все для нее сделает Александр Сергеевич!» Сбросить Пеньковского ей не удалось, но своего «блудного тестя», грабителя и мошенника Калашникова, Пушкин до конца своей жизни продолжал держать в качестве управляющего в принадлежавшем лично ему Кистеневе.

О судьбе ребенка Пушкина и о дальнейшей судьбе Ольги Ключаревой нам ничего не известно.

В лицее. Начальство и преподаватели

В 1811 г. двенадцатилетнего Пушкина привез в Петербург его дядя Василий Львович для определения в открывавшийся царскосельский лицей. Мальчик выдержал экзамен, был принят в лицей и отвезен дядей в Царское Село. В лицее Пушкин пробыл до окончания курса в июне 1817 г.

Василий Федорович Малиновский

(1765–1814)

Первый директор лицея. Сын московского протоиерея. Окончил московский университет. Служил в разных должностях в коллегии иностранных дел. Напечатал несколько трудов, между прочим «Рассуждение о мире и войне», где выступил с проповедью вечного мира. Курьезно, что в труде этом он больше чем за сто лет предвосхитил идею Вильсона о Лиге наций. Малиновский проектировал создание общего союза всех европейских держав и особого постоянного органа союза – совета полномочных. Союз должен был предупреждать столкновения, а в случае непокорства мог силой принудить неповинующуюся державу; через него должны были проходить все сношения союзных держав.

С основанием царскосельского лицея в 1811 г. Малиновский был назначен его директором. Вся подготовительная работа по устройству лицея, набор преподавателей, составление правил и инструкций легли на него. На торжественном открытии лицея 19 октября 1811 г. в присутствии императора он должен был прочесть приветственную речь (предварительно с десяток раз переправленную цензурой). Он вышел очень бледный, стал читать по рукописи, читал долго, таким слабым, прерывистым голосом, что никто ничего не слышал, поклонился и еле живой воротился на свое место. Был он человек добрый, простодушный, малообщительный, слабый, мало годный для управления какой-либо частью, тем более высшим учебным заведением. Директорствовал неполных три года и умер.

Степан Степанович Фролов

(1765–?)

Отставной подполковник артиллерии. После смерти директора лицея В. Ф. Малиновского место его два года оставалось незамещенным; исправление его должности переходило то к одному профессору, то к другому, то к конференции; профессора мешали друг другу и постоянно ссорились; дисциплина, учебная и экономическая жизнь лицея стали приходить в упадок. Для восстановления порядка был назначен, по рекомендации Аракчеева, Фролов – сначала надзирателем по учебной и нравственной части, а потом и исправляющим обязанности директора лицея. Фролов был фронтовик аракчеевской школы, человек малообразованный: «фигура» выговаривал «фи´гура», про Руссо думал, что это была женщина Эмилия Руссо («Эмиль» – известный педагогический трактат Руссо). Фролов стал вводить новые порядки: на молитве строил воспитанников в шеренги, в столовой рассаживал в порядке отметок за поведение, вход в верхний этаж, в отдельные комнаты лицеистов, разрешал днем только по билетам, ввел вставание утром по звонку, в виде наказания стал применять стояние на коленях. Вскоре по поступлении накрыл Пушкина, Пущина и Малиновского в приготовлении «гогель-могеля» с ромом и дал делу официальный ход. При претензиях на ум и познания, с надутой фигурой, не имел никакого достоинства и ни малейшего характера, был притом отчаянный картежный игрок. Лицеисты его не любили и высмеивали в своих «национальных песнях». Над ним издевались открыто, прямо в лицо. В начале 1816 г. директором был назначен Энгельгардт, а Фролов оставлен в должности инспектора. Энгельгардт нашел его неподходящим для его должности, и в 1817 г. Фролов должен был уйти из лицея. В последние годы, как сообщает Корф, Фролов несколько пообтерся в обществе лицеистов. «Мы, – рассказывает Корф, – переделали постепенно его грубую, но слабую солдатскую натуру на наш лад, возвысив его, так сказать, до себя». Видимо, изменился он значительно. До нас дошло коллективное письмо лицеистов к Фролову от 4 апреля 1817 г., когда Фролов на Пасху уехал в свое имение. Письмо самое дружеское; в связи с тем, что мы знаем о Фролове, оно производит впечатление довольно неожиданное. «Возвратитесь скорее, – пишет Вольховский, – здесь вы будете между теми, которые знают вас и любят столько, сколько любить можно добрейшего наставника». Пущин: «Праздники провел я в Петербурге и теперь опять в кругу милых моих товарищей, но все не то: вас не вижу». Дельвиг: «Христосуюсь с вами и очень желаю вас опять увидеть». Последняя запись – Пушкина: «Почтеннейший Степан Степанович! Извините, ежели старинный приятель пишет вам только две строчки с половиной, – в будущую почту напишет он две страницы с половиной. Егоза Пушкин».

293